Control your emotions (СИ)

Есть такая легенда – о птице, что поет лишь один раз за всю свою жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдет. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достается она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах. Ибо все лучшее покупается ценою великого страдания…По крайней мере, так говорит легенда.

К. Маккалоу. Поющая в терновнике

В ту ночь, когда Лили поставила между ними свою жизнь, словно щит, Убивающее заклятье отлетело назад, ударив в лорда Волан-де-Морта, и осколок его души, оторвавшись от целого, проскользнул в единственное живое существо, уцелевшее в рушащемся здании. Часть лорда Волан-де-Морта живет в Гарри, и именно она дает мальчику способность говорить со змеями и ту связь с мыслями лорда Волан-де-Морта, которую он сам не понимает. И пока этот осколок души, о котором и сам Волан-де-Морт не догадывается, живет в Гарри, под его защитой, Волан-де-Морт не может умереть.

Дж. К. Роулинг. Гарри Поттер и Дары Смерти

Maybe, we can change ourselves?

Грянул гром. Раскатистое эхо и множество молний, как бывает обычно в расцвет весны. Небо было темным и мрачным, копившим в себе миллионы выпаренных слез. Это вполне привычно для жителей Лондона, типичная погода южной части острова, омываемая теплыми водами. Здесь редко бывает солнечно, и это «редко», увы, не стало сегодняшним днем. Промозглые, отрывками, тучи угнетали и меняли настроение. Хотя настроение было и так плохое. Куда же хуже?

Прошел месяц после их гибели. Тяжелый, длинный месяц. Рон и Блейз погибли, и это врезается в память каждый раз при мысленном упоминании. Тело одного друга осталось в земле в одном из лесов Ост-Уэрилга. Тело второго никто и не пытался искать – его убили Пожиратели Смерти.

От Гарри, конечно, приходили письма. Много писем, не выражающих ничего, ненужных писем. Родители пытались узнать, что же не так. Но как им объяснить?

- Мам, пап, убили двух моих лучших друзей. Один из них меня очень любил, вот. А у вас что нового?

Конечно, этого делать было нельзя. Да, родители у Гермионы были замечательные, понимающие, но все равно ясно же было, что они непременно отведут её к психологу или проведут собственный курс реабилитации. И то, что никому об этом не скажешь, истощало. Конечно, знали Драко и Гарри, но хотелось поделиться с кем-то, рассказать, чтобы нашелся такой же понимающий, чтобы сумел успокоить и дать дельный совет. Кто-то вроде Блейза, а лучше – сам Блейз, да только он умер. Хотя если бы у Гермионы был сейчас Воскрешающий камень, она обязательно вернула бы друзей на этот свет, даже на минуту. Хотя бы на минуту.

- Пожалуйста, Гермиона…

- Я просила тебя! Я же тебя просила! – её голос хрипел и срывался с каждым звуком все больше и больше.

- А что я могу теперь сделать?

- Не можешь. И никогда не мог. Жалкий…

- Не смей.

- …трусливый…

- Хватит!

- …никчемный…

- Замолчи!

- Это твоя вина!

Звук глухого удара. Придушенный дождем звук пощечины.

- Ублюдок.

- Это была не моя вина! – Малфой, казалось, был готов убить её.

- Если бы не ты, Блейза бы не убили!

- Блейза убили из-за тебя!

- Что… – в карих глазах застыла спесь непонимания и лицемерия.

- Его убили из-за тебя. А теперь давай, начинай рыдать и топить всех вокруг в обвинениях.

- Ты врешь.

- Иди, спроси у трупа правду, – он махнул рукой в сторону.

- Как ты можешь…

- Потому что ты не можешь признать очевидного.

После того, как эльф сказала про смерть Блейза, они только и делали, что ссорились. Кричали друг на друга, все трое, словно это был выход. Они трансгрессировали сразу, все вместе, когда насытились ненавистью. Волнение можно было прощупать, смять между пальцев и ощутить на коже это давящее чувство. Нет, она не могла понять и принять это как должное. И вот ведь разница: смерть Рона встретилась сдавленным молчанием и сочувствующим гнилым взглядом, тогда как смерть Блейза ударила по сердцу громом и молнией, в бешеном приступе отгоняя другие эмоции на задний план. Крики были чем-то вроде моральной отдушины, луча надежды на избавление от грехов. Или же просто нервным срывом, одно из двух.

Она каждый день перечитывала газетные вырезки, пересматривала все колдографии в старых альбомах, забранных из школьной библиотеки, но ничего не находила. Отчаяние уже стало верным другом, или, скорее, моральным собутыльником. Это отчаяние било по ушам своим молчанием, своей скудной тишиной. Своей правотой. И Гермиона, даже если бы могла что-то сделать, просто ждала. У неё не было выхода. Это приказ Гарри – ждать его совершеннолетия.