CoverUP

Когда он по каким-либо причинам оказывался лишен этих моментов и оставался в одиночестве, Даня впадал в странное паническое состояние. Он никогда никому не признавался, но когда никого нет рядом, волнами учащается сердцебиение, он начинает задыхаться, а руки и ноги мерзко и мелко дрожат. Это у него с самого раннего детства, как только он себя помнит. Когда в вагоне случайная компания для того, чтобы скоротать время, заговорила о фобиях, Даня сразу внимательно вник в предмет разговора. Он знал про свою фобию, но не от кого-то извне, не от мудреного психолога, а вывел своим опытным путем. Он боялся одиночества.

Даня понимал, что остаться без поддержки близких людей боятся все, но у него это ощущение вызывало просто панический ужас. Поэтому он практически никогда не оставался один. Женился очень рано, на первом курсе, ему тогда совсем недавно только семнадцать лет исполнилось. В общаге, кстати, было классно и весело, и уж там-то он никогда не оставался один. Впервые в жизни он как раз там и ощутил смутное призрачное желание ненадолго побыть в одиночестве. Слишком уж много было людей круглые сутки вокруг него. И девушки у веселого общительного Дани не переводились, но в один прекрасный момент пришлось оставить прекрасные забавы, потому что большеглазая дева, смущаясь для вида, а на самом деле нагло, сообщила, что ему-таки придется жениться. «По залету», так это называется, добавила она.

Но Даня, кстати, был совсем не против. Женились быстро, расстались так же быстро, не сильно беспокоясь друг о друге и о маленькой дочке. Где-то она жила сейчас у бабушки, матери бывшей жены. Даня отправлял деньги. Несколько раз пытался навестить дочь, но все как-то не получалось, и он отложил общение на потом. Когда она повзрослеет и сможет сама навещать его. При всей своей общительности визиты к бывшей теще Даня переварить так и не смог. Так и разошлись жизненные пути абсолютно, а больше у Дани как-то семья не получалась. Хотя он где-то в глубине души очень этого хотел. Одиночество было непереносимо для парня, хотя он это тщательно скрывал даже от самого себя. В редкие минуты прозрения он казался себе айсбергом. За внешней веселостью, умением находить друзей в любой ситуации и легкомысленным балагурством скрывалась жуткая, вытягивающая душу тоска. И самое печальное, что тоска эта, как понимал Даня с возрастом все отчетливее, не могла утолиться ничем. Может, и нужен-то был ему всего один-единственный человек, который смог бы раз и навсегда избавить его от изматывающего душу патологического ощущения одиночества, но существует ли вообще этот человек во Вселенной? Он уже очень сомневался. Тоска, кстати, терзала не только душу, но и тело.

В юности Даня мучился нейродермитами, которые никак не проходили, несмотря на многочисленные консультации. Он тянулся к сверстникам, неистово завоевывая роль если не лидера, то незаменимого шута-балагура, который всех веселит, и это было особенно трудно — быть настолько занимательным, чтобы жестокие дети не замечали красных язвочек, покрывавших его тело.

И у него получалось. По крайней мере, изгоем — ситуации, которую Даня не смог бы перенести никоим образом — не был.

Как-то раз пожилая дерматолог, с сочувствием разглядывая испещренного рваными бляшками расчесов Даника, посоветовала проконсультироваться с психиатром. Она сказала, что лечить нужно не следствие, а причину, а причина, очевидно, кроется гораздо глубже, чем может показаться.

— Были ли у ребенка какие-нибудь душевные травмы, испуг?

Мама как-то странно вскинулась, разозлилась, закричала на доктора:

— Он совершенно нормальный, психически здоровый ребенок! Что вы такое говорите? Будто он какой-то сумасшедший.

Врач головой покачала и посмотрела на неё проницательно:

— Думаю, что права я.

Но мама схватила Даньку поволокла и к другому специалисту, который не намекал о душевном здоровье, а выписал просто очередные мази и микстуры.

С возрастом кожные болячки прошли, иногда напоминали только о себе неистовым зудом, но Даня научился справляться и с ним. Только дискомфорт душевный, постоянное внутреннее волнение и скука, чувство при тоски необходимости выполнять некие в действия одиночестве никуда не так с течением исчезли времени. Вот и сейчас ему нужно срочно было с кем-нибудь поговорить, потому что такая знакомая ему тревога, уже росла из солнечного сплетения, грозясь перейти в панику. Больше всего на свете Даня ненавидел случающиеся эти с ним редко, но обессиливающие панические атаки. Когда вдруг сердце начинает неистово бухать, заполняя всю грудную клетку, словно гигантский насос, оно разрастается насколько, что, кроме его неистовых ударов, Даня перестает ощущать все вокруг. А когда уже сердце, кажется, вот-вот пробьет грудную клетку, и, ломая с диким хрустом ребра, выскочит наружу, наступает непреодолимое желание бежать, куда глаза глядят, только избавиться бы от этого состояния.