— Ты знаешь. — Артур накинул на себя легкую простынь. При всех стараниях (тщательности в еде и занятий на тренажерах) возрастной животик, наметившись, уже никак никуда не уходил. Это генетическое, все мужчины в их роду грузнели и плыли после сорока. Артур продержался несколько дольше, но с генетикой спорить был бессилен.
— Хочу тебя, — сказал он твердо, любуясь очертаниями фигуры Аиды, угадывающимися под халатиком. И вздрогнул. В нем снова просыпалось желание. Эта невероятная женщина будила в нем чувства, о которых он даже не подозревал.
— Я только что была твоей, — мягко, но непреклонно ответила она. — Все, что ты хотел.
— Не так. — Любовник заводил этот разговор уже давно не в первый раз, оба они знали, что он ничем не закончится, но опять и опять продолжали эту бессмысленную беседу. — Только моей. Всегда.
— Ты хочешь жить со мной вместе, я знаю. Но тебе это не понравится. Это я тоже знаю. К чему это нам? Мы взрослые люди. Ещё совсем немного и мы станем людьми старыми.
Аида подошла к большому, мягкому и грузному креслу, где аккуратно была сложена её одежда и начала одеваться. Как всегда у Артура защемило сердце от мысли, что она уйдет.
— Аида! — фразы звучали горько. — Ты вертишь мной как хочешь! Просишь так, словно отдаешь приказы. Я иду у тебя на поводу, как мальчишка, слепо бросаюсь выполнять все твои желания. Заметь, желания странные….
Аида остановилась с юбкой в руках, она успела одеть только нижнее белье и светилась золотом на фоне белого кружева. Смотрела на него молча, вопросительно, словно подталкивая к продолжению монолога. Он опять и опять не мог выдержать этот взгляд, насупился, уставился в кремовую пену постели.
— Я понимаю, если бы тебе захотелось клубники со сливками в феврале, или бриллиантовые серьги, или поездку в Европу. Но ты же не разрешаешь делать тебе никакие подарки. Даже ремонт в доме….
Артура захлестнула вдруг обида.
— Ты не разрешаешь заботиться о тебе, а вместе с тем….
Он прервался на полуслове, понимая, что выглядит жалко, выдвигая эти сопливые претензии. Артур был мужчиной при власти, он знал, как должен звучать его голос, но с Аидой никогда не мог настоять на своем. Это было просто наваждение какое-то, и длилось оно уже далеко не первый год.
Она же неторопливо и грациозно скользнула в юбку, повертелась немного, чтобы шов встал на место. Только затем произнесла:
— Я прошу у тебя чего-то совершенно невозможного?
— Ладно. Ладно. Я заставил отдел кадров выслать приглашения на работу совершенно не нужным мне специалистам, зачем-то оплатил им билеты на поезд. Как ты хотела, места были рядом, в одном купе.
Аида прищурилась:
— Билеты оплатила я.
— Да, но каких трудов мне стоило провести твой платеж через бухгалтерию! И я бы оплатил эти чертовы билеты из своего кармана, если бы ты хоть что — то объяснила. В придачу один из этих твоих протеже, единственный, которого я действительно взял на работу, как — то очень странно умер.
— Хорошо.
Полуодетая Аида подошла к нему, села край кровати. От запаха её кожи у Артура опять начала кружиться голова.
— Хорошо. Скажу тебе, что это дети моих старинных друзей, и я захотела сделать им приятный сюрприз — несколько дней на море в разгар знойного лета. Безвозмездно, то есть инкогнито. Такой ответ тебя устроит?
— Зачем такой сложный путь? Взяла бы им путевки. В наш санаторий. За полцены, и ту я бы мог компенсировать. Ты же знаешь, что я для тебя — все, что угодно. Даже такие странные желания.
— Нет.
Аида отрицательно покачала головой.
— Нет, путевки не надо было. Поверь, все получилось именно так, как я хотела. Сюрприз вполне удался.
Она тихо засмеялась своим колокольчатым смехом, и Артур не смог удержаться, глупо засмеялся вслед за ней.
— Ведьма, — сказал он, лучась безосновательным счастьем и разрываясь от непереносимой нежности, которую он испытывал к этой необычной женщине. Нежность была такая… такая.… на кончиках пальцев и тесно переплеталась с неудержимой животной страстью. В подобные моменты Артуру казалось, что он сходит с ума. Но она, эта головокружительная дикая опытная кошка, вполне могла свести с ума и его, уважаемого солидного директора санатория. С сединой и, несмотря на все старания, плывущим животом. С солидными сбережениями и весом в обществе. К его услугам могли быть самые юные и длинноногие девочки — от пациентов до медперсонала, но только эта сумасшедшая баба в уже довольно увядающем возрасте вызывала в нем чувства, неподвластные человеческому разуму. Словно она, вторгаясь в уже знакомый инстинкт продолжения рода, шла дальше, глубже, длинными тонкими пальцами перебирала все оттенки желания, вдыхала в каждый нюанс свой неповторимый запах, пропитывала им каждую ноту страсти, добиралась своей сущностью до самого истока и обнаруживала за ним ещё одну нескончаемую бездну.
И это состояние — противостояние между ними — длилось, не теряя своей остроты и горькой сладости уже даже не годы, десятилетия.