Coward (СИ)

Былая враждебность в её словах, проскальзывающая, когда они говорили о Люпине, почти сошла на нет. Может, потому что она говорила в большей степени не о нём? Гермиона широко распахнула глаза, в которых читалось лишь одно: «ты обо всём знаешь?». И Флёр не стала пытать её долгим молчанием в ответ.

— Догадалась, — кивнула она.

Мелкий дождь настойчиво стучал по стёклам в такт участившемуся сердцебиению Гермионы. Чего можно было ждать от Флёр? Она — первая, кто узнал о Ремусе, первая из посторонних. Разумеется, она не совершенно чужой человек, но и не из близкого круга. От неё не стоило ждать пощады лишь потому, что их связывают какие-либо узы. Флёр будет с ней честна.

— Ты меня осуждаешь? — спросила Гермиона.

С шумным придыханием Флёр отвернулась на неё и произнесла:

— Le coeur a toujours ses raisons*.

Комментарий к 7. Другая

Le coeur a toujours ses raisons* (фр.) — У сердца свои законы.

И ещё парочка заметок:

Да, я знаю, что Гермиона в этой главе, как кричащий Дамблдор в фильме “ГАРРИТЫБРОСИЛСВОЁИМЯВКУБОК????”, но она же у нас эмоциональная девочка и немножко с путешествующей кукушечкой))

Ожидаемое для меня расширение до Макси тоже прилагается. Следующая глава НЕ будет последней, как я планировала раньше (я говорила об этом?). Если кого-то из вас это обрадует, я решила отказаться от открытого финала, который был в первоначальной задумке. В мире так мало любви, стоит дать ей шанс хотя бы в этой истории. Без спойлеров!

========== 8. Выбора нет ==========

He was my North, my South, my East and West,

My working week and my Sunday rest,

My noon, my midnight, my talk, my song;

I thought that love would last for ever: I was wrong.

Wynston Hugh Auden

Приближался шторм. Море пенилось и вздувалось грозными валунами, тёмно-синими, почти чёрными, раскрывавшими свою грозную пасть, готовую поглотить всё живое и навеки схоронить в неназванной бездне. Природа — тоже хищница. Сколько бы человек ни укрощал её, она всегда найдёт способ показать ему его место. Стихия неумолима. Под раскатами грома, в блеске молнии, в солёных порывах неукротимого ветра замирала смертельная красота. Безумец очаровывался ею, а мудрец — учился у неё. Ведь буря, как никто другой, способна обнажить истину.

Утёс, с которого Гермиона наблюдала за морем, впивался в него, как нос корабля, смело разрезающего под собой волны. Она приходила сюда каждый день: в окрестностях не было места спокойней и уединённей. Находиться в коттедже стало для неё едва выносимым испытанием: одномоментно на неё навалились молчаливые вопросы, осторожное сочувствие и избыточная забота. Особой неловкостью отличались короткие встречи с Биллом. Несмотря на то, что Гермиона уже тысячу раз извинилась, он по-прежнему смотрел на неё с тревожной деликатностью и всякий раз в разговоре тщательно подбирал слова. Через пару дней стало понятно, что Флёр ничего ему не рассказала, а сам он был слишком осторожен в предположениях, особенно в тех, что высказывал вслух. Рон же напротив, в своей неуклюжей манере изображал бдительного стража, чрезмерно ограждая её от лишних волнений. Иногда это было уместно, но по большей части Гермиона не любила чувствовать себя дамой в беде и забота друга вызывала у неё раздражение. Она проклинала себя за несдержанность. Что с ней сделала эта война?! Привыкшая держать всё под контролем, всегда точно берущая чистую ноту своего настроения, она с ужасом наблюдала фатальное крушение самообладания. Взбунтовавшиеся чувства напрочь заглушали разум. А ведь она всегда знала, что они будут мешать, что нужно изо всех сил держаться холодной головы! В этом была своя ирония: из всего Золотого трио именно её поразила эта болезнь. И эта глупая сцена на лестнице… Подобно шторму тревога вырвалась из прекрасной невозмутимой амфоры, раскрытой одной лишь тенью имени.

За спиной послышался тихий хруст приближающихся по щебню шагов. Манера безошибочно выдавала Гарри — только он двигался виноватым перешагиванием с быстрыми задержками. Гермиона не обернулась.

— Я скоро приду, — сказала она, щурясь от ветра.

— Хорошо. Но я, честно говоря, не за этим.

Гарри опустился рядом с ней на лысеющий дёрн. Его лицо посерело и вытянулось, придавая ему сходство с Сириусом, на которого вообще-то он не был сильно похож. Помолчав с минуту, он принялся вытирать об рубашку запотевшие очки.

— Я не знаю, как спросить тебя об этом, — заговорил он в несвойственной ему манере, уподобляясь не то Дамблдору, не то мистеру Уизли.

— Не знаешь, так не спрашивай, — пожала плечами Гермиона.

Ей не нравилось, когда Гарри примерял менторский образ. После всего, что они прошли вместе, она считала неуместными пафосные монологи о долге. Между друзьями всё должно быть просто. Так к чему всё усложнять?

Уязвлённый её резкостью, Гарри гордо уставился вдаль.

— Мне надо знать, — твёрдо заявил он. — В том, что мы запланировали, мне нужно точно знать, не будет ли эта роль для тебя слишком обременительной…

— Да что с тобой, Гарри? — воскликнула Гермиона. — Ты сам-то себя слышишь?

Она строго смотрела на него, хмуря брови. Под этим взглядом Гарри слегка размяк.