Crysis. Легион

А он отвечает, будто расслышал:

– Отыщи Голда, Натана Голда. Это все, что я могу теперь сделать, ты – это все, что я могу сделать. Прости, брат, прости, я уже весь. Оно теперь на тебе, всё до конца.

Так дрожит – едва может стоять. В груди хрип, я столько раз его уже слышал. Шатаясь, поворачивается, глядит на грязь и развалины со всех сторон.

– Смотри на это гребаное место, смотри, – шепчет, едва шевеля губами.

Сквозь треск огня, скрежет чего-то рушащегося, доносящиеся издалека крики я слышу этот слабенький шепоток, слышу отчетливо. Клянусь, я могу слышать даже биение его сердца.

– Они звали меня Пророк. Помни обо мне.

Потом утыкает ствол табельного пистолета под челюсть и вышибает себе мозги.

Разбой и разгром

Ерш твою медь.

И что мне делать?

Бля-а-а.

Кровь и мозги Пророка стекают по лицевому щитку, а перед глазами радостное такое объявленьице: «Боевые разработки КН, нанокомбинезон-2.0». И вдруг чувствую – я не могу двинуться. Вокруг идет чертово побоище, всю мою команду расстреляло летающее блюдце с гребаной Зета Ретикули (вот оно, я это выговорил!). Единственный, кто мог ответить на мои вопросы, лежит с вышибленными мозгами, а моя чудесная волшебная новая броня не хочет двигаться, и я в ней будто муравей в янтаре. Кто-то топчется по крыше, нагло так, вовсе не заботясь о том, что его могут услышать. А я как раз наоборот, очень даже забочусь, потому что сижу мишень мишенью и двинуться не могу, весь на тарелочке.

С другой стороны – и мне трудно сказать, лучшая это сторона или нет, – я еще жив. Согласно же диагностике, чьи результаты бегут сейчас перед моими глазами, живым я быть не должен. Хребет переломан в трех местах, горло раздавлено, порвана бедренная артерия, в легких больше крови, чем воздуха. Это далеко не все, список тянется и тянется. Судя по данным, у нанокомбинезона-2.0 способности к диагностике и лечению как у полноразмерного стационарного госпиталя. Торчу в нем на месте, будто садовый гном, зато получаю полной дозой антитела, автокаталитический фибриноген и дюжину разных искусственных остеобластов, чтоб мои кости поскорее срослись. Если рассудить здраво, висеть неподвижно в ультрасовременном лечебном футлярчике, подогнанном к телу, вовсе не так уж плохо – конечно, пока нехорошие типы не явятся проверить, кто там в футлярчике сидит.

Наконец данные биотелеметрии перестают нестись как угорелые, поле зрения проясняется, только по краям остается горстка иконок цвета зеленого льда. Нанокомбинезон-2.0 докладывает: «Новый профиль ДНК интегрирован» – и отключается.

Я могу двигаться снова.

А тварь на крыше только и ждет этого. То и дело топает по железу – на случай, если я про нее позабыл. Так барабашка сильней давит на ступеньки скрипучей лестницы перед спальней, когда долго не обращают внимания. Хочет напомнить: здесь я, никуда не делся.

Я не позабыл, будьте уверены. Переступаю через останки Пророка, и от моей тени разбегаются тараканы. Их здесь полным-полно. Я поднимаю пистолет Пророка. Силуэт пистолета перед глазами обрисовывается светящейся линией, и система выдает опознание: «М-12 “Нова”, легкий автоматический пистолет».

Пустой. Как же я ненавижу, когда люди берут машину и возвращают с пустым баком.

Топ-топ, с потолка сыплется пыль.

– Морпех, добро пожаловать на светопреставление!

Это электронный голосок процессора зажужжал в ухе – но я все равно шарахаюсь. Шарю глазами по тактическому дисплею, пытаюсь уразуметь, где сигнал связи. Когда смотрю на иконку, та светится. Интерфейс по движению глаз – умно.

– Все системы подключены, – сообщает электронный голос. – Эн-два работает в нормальном режиме параметров.

Это не связь – сам нанокомбинезон говорит, гребаные электронные мозги. Мутновато звучит на верхних регистрах – динамик поврежден, что ли?

А голос-то как у Пророка.

– Отмечаются небольшие структурные повреждения в межреберном пространстве и связях баллардовых топливных элементов, оценочное время ремонта нанокомбинезона – двадцать шесть минут. Оценочное время лечения оператора пока недоступно.

А-а, дерьмо какое, похоже, эта штука подделывается под голос Пророка. Интонации узнаваемые, но чуть прислушаешься, и ясно – не то.

Я гляжу по сторонам, отыскивая пистолет, нож или на худой конец подходящую дубину. И наконец понимаю, где я, – в здоровенном ангаре вроде портового склада. Стою я в проходе между рядами придвинутых к стене зеленых судовых контейнеров, они без маркировки, если не считать намалеванного по трафарету красного креста на дверце каждого. Оружия никакого, но пол усыпан гильзами – значит, есть надежда отыскать патроны. Проход через десять метров упирается в глухую стену, под ней тлеет огонек затухающего костра, сложенного из ломаных ящичных досок. Просочившийся солнечный свет падает на крыши контейнеров слева. Кажется, с другого конца есть выход, просвет между контейнерами с одной стороны и кучей здоровенных решетчатых клеток, похожих на гигантские тележки из супермаркета, набитые тряпьем. Судя по жужжанию, где-то там неисправный трансформатор или распределительный щит.