Crysis. Легион

И тут – хрясь! Будто тяжелым, тупым приложили, потянуло за все тело – и я уже никуда не бегу. Ног не чувствую, лежу мордой в щебенке, вокруг кровища – моя, не иначе, я прям чувствую, как из меня хлещет.

Но боли нету. То ли хребет перебило, то ли шок, боль еще до мозгов не добралась. Хотя чувствую: ребятки, я подыхаю. Лежу и знаю: сейчас кончусь. И не больно совсем.

Но руками я еще двигать могу. Неподалеку кто-то орет – значит, не один я еще живой, не всех ухлопали. Переворачиваюсь на спину – а перед глазами дрожит, мушки плавают, все кровавым подернулось, но если уж мне кранты, так почему бы не взглянуть напоследок врагу в лицо. Вот он, огромней смерти, целый летучий Армагеддон, темный силуэт за слепящим светом, и я ничего не могу различить, но воображение услужливо рисует сотни дергающихся, выслеживающих стволов, ловящих цель, глядящих прямо на меня, мать твою, прямо в душу – и вдруг над головой эдакое «бу-умм!».

Небесные Глазки дергаются, будто промеж них отвесили хорошего пинка.

Мгновенно мелькает: «Ни хрена себе отдача». Но потом доходит: это ж в поганца ПОПАЛИ! Не знаю, кто у этой летучей махины вместо пилота – но и до него дошло, про меня сразу забыл, развернулся, отыскивая того парня, который осмелился дать сдачи.

И вот он стоит в перекрестье прожекторных лучей, как поп-звезда.

Похож на боевого робота: вроде циклопа, для лица места не осталось, полголовы – здоровенный кровавый глаз. Словно кто-то большую греческую статую ободрал до мышц и сухожилий, пучки мышц хорошо видны в прожекторном свете, цвета оружейной стали, глянцевые, маслянистые, обернутые вокруг торчащего там и сям скелета. Хребет хорошо заметен, высовывается, над плечами вроде черепа, костяшки пальцев, коленные чашечки и локти блестят хромом, но вряд ли это хром, им надо быть раз в тысячу крепче.

Клянусь, тогда мне показалось: он ростом метров десять! Идет по развалинам, точно голем какой, мать его, а в руке пушку держит, в одной руке, будто перышко, будто она сто грамм весит. Мышцы сокращаются, трутся друг о дружку при каждом шаге, на вид совсем живые – но я никогда не видел, чтоб живое так двигалось.

И кажется: колосс этот одним ударом сметет паршивый Армагеддон с неба.

Но не сметает. Летучий снова разворачивается, стреляет, попадает голему в грудь, и – клянусь, не вру! – этот ободранный Зевс остается на ногах! Качнулся назад, зашатался, без малого грохнулся навзничь – но не грохнулся же. Устоял, снова поднял пушку – теперь ее хорошо видно, вроде минигана, непомерная штука для простого смертного. Может, с беспилотника «таранис» содрал или еще откуда, но таскает он ее будто бумажный пистолетик, наставил и – о дивный звук! Волшебное пение, наверное, тысячи три выстрелов в минуту, лента свистит и летит, несется сквозь пулемет – прям телеграф тридцатого калибра.

Я хохочу, как Джокер из «Бэтмена», ошалело радуюсь и забываю напрочь, что я при смерти. Вот мой ангел-хранитель, вот Гавриил, вострубивший в трубу Судного дня, адский корабль дергается, качается, хочет удрать, но сейчас он в огне, блюет дымом, кренится на правый борт, кажется, уже и не может взять голема на мушку, палит наобум в ночь, полосует длинными очередями небо и море.

Наконец валится – и вовремя. Через две секунды пушка моего спасителя умолкает и крутится впустую.

А я отсмеялся навсегда. Мне и дышать-то тяжело. В глотку натекла кровь, едва могу ее выкашлять. Но Гавриил меня слышит даже сквозь рев огня. Гавриил видит меня и приходит за мной сквозь дым и развалины, с миниганом, чьи стволы вращаются бешено, но уже бессильно, по инерции, неспособные глотать и выплевывать сталь. Гавриил наконец это замечает, равнодушно отшвыривает пушку прочь, становится на колени и смотрит на меня.

Я гляжу в ответ, в забрало цвета темной меди, блестящее, непроницаемое, на короткое металлическое рыло под ним, вроде как вделанный противогаз-респиратор, на жгуты серых мускулов на щеках. Мускулы держит металл вдоль края челюсти. Полосы металла смыкаются на месте, где положено быть рту, на манер жвал.

В общем, словно богомолу в морду смотришь. И он смотрит – молча.

Долго молчал. Чертовски долго. Я уже сам пытался заговорить, мол, «спасибо» и «хорошо пострелял» или хотя бы «мать твою», но говорильные части у меня больше не работают. Наконец слышу электрическое жужжание и голос: «Похоже, ты – мой билет отсюда!»

Голем, ангел, циклоп, робот – не могу понять, кто он такой и что он такое. Может, брежу наяву? Может, у меня предсмертные галлюцинации?

С высоты теперешнего опыта скажу: может, и не совсем галлюцинации, но уж точно предсмертные.

Он меня спас. Как долго спасал, не знаю – я был большей частью в отключке.

Движение помню, помню, как меня понесли на небо, взвалив на геройское плечо, словно мешок картошки. Помню, как прямо под моим брюхом ходили ходуном пучки кабелей, больно врезаясь. Наконец стало больно – это я хорошо помню. У-у, это была агония – оголенные нервы, переломанные кости, кишки, пропущенные сквозь дробилку. Я млел и терял сознание от боли, от боли же приходил в себя – и снова терял сознание.