Crysis. Легион

Если рассудить здраво, очень даже неплохо быть здесь, в черной немой пустоте, в нигде. Конечно, далековато от мест счастливой охоты и прочих райских чудес, но, по крайней мере, я не слышу ни сверл, ни пил. Не слышу моего Создателя и Мучителя. Знаю: меня разбирают по кусочкам, но не вижу и не слышу, как оно происходит. Нужно быть благодарным и за малейшую из доступных радостей.

– Проснись!

Ба, это не Харгрив. Это…

– Проснись, морпех!!!

Я знаю этот голос. Но я никак не должен был слышать его, это невозможно. Разве харгривовские лакеи не вырезали его из моей головы?

– Проснись, морпех! Не время умирать!!!

Да это ж фальшивый Пророк, тот самый фальшивый Пророк, его лицо возникает в пустоте передо мной. Оно не слишком похоже на настоящее и даже на имитацию едва тянет – сплошь пиксели и полигоны. Созвездие, тысячи светящихся точек, случайно собравшихся в подобие человеческого лица.

Да это треклятый комбинезон – он орет на меня!

– Морпех, поднимай задницу – и в бой!

Пошел вон, идиот. Ты сдох. Я видел, как ты сдыхал.

– Сам идиот. Думаешь, раз ты мертвый, это оправдание?

Может, это конвульсия БОБРа, тупой биочип старается вдохнуть хоть какое-нибудь желание жить в пассажира нанокостюма, давно поставившего на жизни крест. А может, система притворяется Пророком, потому что наткнулась на базу данных по психике и решила вдруг, что я лучше отреагирую на иллюзию живого голоса и лица. Мать вашу, а может, это и в самом деле Пророк, жалкий, убогий шарж, собранный из записанной болтовни, синаптического эха, застрявшего в системе и бродившего по памяти с тех пор, как родитель их, Пророк из мяса и крови, вышиб себе мозги, убил свой разум – настоящий, живой разум. Может, система свихнулась и думает: она и есть настоящий Пророк?

А может, все по-другому и передо мной попросту галлюцинации умирающего от кислородного голодания мозга – головной слизи мистера траханого киборга модели Мк2 – жестяная версия предсмертных ощущений, и смысла в ней не больше, чем у видений фанатиков из сект нью-эйджевского разлива, сладко себя удушающих и созерцающих ангелочков и райский свет? Кто знает, вдруг мозг мертв уже долгие часы, а мысли мои бегут по кластерам углеродных нанотрубок? Может, они уже распотрошили мой шлем и проблевались от вони давно перегнившей начинки?

Кто ты, говорящий со мной? Ты жив? Ты реален?

– Морпех, кончай в дерьме копаться!!! – вопит оно. – Хватит!!!

Мать твою, да кто ты? И кто я?

Я проснулся. Я вижу и слышу.

Где-то рядом вовсю трезвонит сигнал тревоги. Членистые лапы робота дергаются над головой. Мистер доктор с эластичной клятвой Гиппократа теперь не пытается на меня не смотреть, о нет – глядит, зенки вылупив, и, кажется, готов наложить в штаны от страха. По его лицу бегут отблески света, причудливые тени – отсветы быстро сменяющихся картинок на мониторе, отблески сигналов с оборудования. Слишком быстро оно все скачет и прыгает, очень уж стремительно меняется, но хотя обычному человеку и в голову не придет пытаться восстановить по бесформенным бликам изображение, родившее их, мне это удается без труда. Я вижу изображение монитора на лице доброго доктора, на его халате, маске, в темных зияющих зрачках – таких огромных, что и радужки вокруг них почти не видно.

Я понимаю происходящее еще до того, как несчастный вопит в ужасе: «Это перегрузка – непонятно откуда и почему! Комбинезон – он сопротивляется вскрытию, он не желает…»

– Остановите его!!! – Харгрив берет верхние ноты. – Убейте, если надо, но не повредите комбинезон!

Что, никаких грустных расставаний? Никаких добрых слов на прощание бедному подыхающему сыночку?

Близ головы лязгают двери, ботинки шаркают о кирпичный пол.

– Только в голову! – орет Харгрив склонившемуся надо мной «целлюлиту».

– Понял! – «Целлюлит» передергивает затвор, приставляет дуло к моему лбу.

Жду, пока БОБР выдаст тактические данные: «Угроза: вражеский солдат, уровень угрозы: высокий, оружие: пистолет “AY-69 авто”». Но кажется, БОБР заткнулся навсегда. Наконец-то я в одиночестве.

И тут голова неудавшегося палача взрывается. И голова его приятеля – тоже.

За ними отправляются добрый доктор и бедолага-техник, мною ранее не замеченный. Четыре пули – четыре трупа. Я поворачиваю голову, почти заинтересованный, а Харгрив визжит в микрофон: «Тара, не надо! Тара, послушай…»

Тара глушит канал и склоняется над клавиатурой докторского компьютера, тычет пальцами в разлитое по ней глянцевитое, темное, липкое.

– ЦРУ, – бодро отвечает Тара Стрикланд. – Спецагент, завербована три года назад.

Интересно, какой у нее оперативный псевдоним? Бог из Машины? Или Красотка?

– Это мне ты обязан всем океаном дерьма, обвалившимся на твою голову, – сообщает спецагент Тара, не отрывая глаз от монитора, ее окровавленные пальцы так и пляшут по клавиатуре. – Именно я приказала отправить твое подразделение, чтобы вывезти из зоны Пророка и Голда. Но человек предполагает, а Господь… да, Господь вертит как захочет.

Захваты раскрываются, в левом верхнем углу моего поля зрения выскакивают иконки. Стрикланд уже рядом, берет за локоть, подталкивает.