Crysis. Легион

Эх, Натан. То угодишь прямо в точку, то за километр мажешь. С таким же успехом можно сказать: «Он и его правая рука». Стал бы ты говорить про Тару Стрикланд, что, дескать, она и ее спинной хребет — наше оружие?

— Не густо, да. Чино, у тебя хоть что-нибудь слышно?

— Нет, мэм. Прочесали полностью — и ничего. Снова пройдемся по берегу.

Чино, кореш, как приятно услышать тебя снова!

Я перекатываюсь, ползу. Дно задирается вверх — голый серый камень, отполированный потоком.

— Не думаю, что есть смысл…

— Вот! Вот его сигнал!

— Чино, мы нашли его! Назад, к машинам!

Я выползаю из воды, Стрикланд и Голд машут мне от искореженного, испещренного трещинами входа в туннель. В разломах бетона торчит арматурный скелет. Мост Квинсборо за моей спиной — груда перепутанных, изломанных деталек из «Лего». За ним, на дальнем берегу, остров Рузвельта дымится, словно Помпеи после везувиевского фейерверка.

Вот, называется, и восстал из мертвых, жизнь заново обрел. Ешкин кот! Эй, Оби-Ван Харгрив, помоги мне, ты — моя единственная надежда.

Пока поднимаюсь на ноги и спешу броситься в объятия родной команды засранцев, Тара докладывает по начальству: мол, это лейтенант Тара Стрикланд, командированная на спецзадание, сэр. Блудная дочь вернулась, сэр. Хочет поразвлечься с цефами в их штабе, в Центральном парке. Не желаете ли поучаствовать?

Но полковник Барклай непреклонен. Вещает о глупой героике и бессмысленном самоубийстве. Стрикланд возражает, указывает: Натан-де ее убедил, и теперь у нас реальный шанс повернуть дела к лучшему (не уверен, что это лучшая тактика разговора с Барклаем, но тот, по крайней мере, не услал ее подальше без лишних разговоров). Стрикланд просит поддержки с воздуха, Барклай обещает связаться позже.

Стрикланд ждать не хочет, и мы трогаемся.

По пути Голд пытается растолковать мне суть жизни. Рассказ выходит не слишком гладким, то и дело прерывается всякими «э-э», «хм» и «прячьтесь, цефы слева!». Однако усваиваю, скотина Н-2 передает не только мои координаты и базовые данные, он транслирует вокселы моего зрительного кортекса. Даже нет, он скорее сам вокселы и возбуждает, зажигает их в мозгу точно диоды на мониторе — так оно и с воспоминаниями Пророка, и с целеуказаниями, и с характеристиками оружия. И одновременно шлет все в тридцатигерцовую полосу.

Натан Голд шпионит за моими снами.

Воспоминания Пророка открыли ему больше, чем мне. Голд определил: центр наших осьминожек находится в точности под Центральным парком, под озером. Я подумал сперва: «Поразительное совпадение» — и лишь затем вспомнил про Харгрива с его корпорацией корпораций, с тайными связями во множестве дирекций и советов, с влиянием и махинациями, с умением незримо навязать свою волю. Гляди-ка, бабочка махнула крылышками в 1912-м, и век спустя ни преступность, ни депрессии, ни самые алчные застройщики не затронули и краешка священного зеленого пятна посреди города.

Харгрив же сказал Голду перед тем, как обрушился потолок: «Думаешь, я выстроил базу в гигантской сточной яме под названием Нью-Йорк из-за великой любви к ней?»

Задумайся, Роджер. Вспомни, насколько Нью- Йорк стар. Европейцы явились всего-то полтысячи лет тому, индейцы за тысячи лет до того. Все это время цефы спали у людей под ногами, и никто ни о чем не подозревал. Ну, почти никто: готов спорить, за столько лет один-другой бедолага забредал в неположенную пещеру в неположенное время, крался на цыпочках меж спящими гигантами, и, может, уносил вещичку-другую, вроде коробочки с салфетками, прикроватного будильника или источника вечной молодости.

В 1908-м Харгрив был уже взрослым — и в каком, интересно, возрасте? И была ли Тунгуска его первым опытом кражи огня у богов? Может, Харгрив стоял и за выселением сквоттеров из Центрального Манхэттена? Может, Харгрив уже был здесь в гребаном тысяча пятьсот каком-то, играя себе втихую и стараясь, чтоб самый большой на континенте город выстроился точно на крыше люциферовой дачи?

Само собою, Роджер, это всего лишь догадки, мысли от безделья в подпрыгивающем «бульдоге», спешащем на финальный спектакль. Харгрив не сидел сложа руки, наверняка совал нос к цефам и раньше, а на Лингшане хозяева наконец-то проснулись — и нашли незваного гостя в своей спальне.

Как я уже говорил, особо развлечься и отвлечься подобными соображениями не довелось, цефы мешали. Я никогда не видел больше одного их десантного корабля зараз, а тут не успели мы свернуть с Ист-ривер-драйв, как целых четыре скользят над водой. Лезу в башню, но подстрелить надежды почти нет, цефы летят слишком быстро, «бульдог» трясется и подпрыгивает, и признаюсь честно: у меня теплится надежда проскользнуть к Центральному парку незамеченным, если не станем задираться и позволим цефам улететь восвояси.

Но затем сворачиваем на Пятьдесят восьмую, и шансы проскочить мирно рассыпаются в пыль.