Все бронированные и до зубов вооруженные садовые слизни видят тоже. И бросаются со всех сторон: сзади, из-за угла горящего вагона, и сверху тоже, со служебных галерей под потолком, — я же, болван железный, даже заметить их не потрудился.
Стреляют из-за решеток и ограждений, щели узкие, толком в ответ не выстрелить. Мать их, даже рядовые топтуны куда крепче прежнего — и откуда они такие взялись? Я плююсь кусками свинца и стали, выдирающими куски из бетонных стен, а эти засранцы получают — и хоть бы хны. Четыре, пять пуль, чтоб завалить, — и это при всем болтающемся голом мясе. А патронов-то у меня кот наплакал.
За спиной дверь в служебную комнату, тяжеленная, с двумя замками, но пара шальных цефовских пуль управилась с замками до меня. Я успеваю запрыгнуть в комнату перед тем, как режим максимальной защиты насухо выедает батареи. Я укрыт, можно спокойно подзарядиться. Время от времени высовываюсь, палю из-за угла, чтоб не подлезали близко, но они — снаружи, а я в каменном мешке. Ситуация, мягко говоря, сплошное дерьмо.
Толика света просачивается от двери, но по углам — кромешная темень, я включаю усилитель разрешения и осматриваюсь. Вижу ведро и половую тряпку, вижу коробку распределителя на стене, полную переключателей и высоковольтных кабелей. В углу — распухший от заразы труп. Бедняга забрался в место поукромнее и дал дуба. Мне тут же вспоминаются все виденные зараженные горемыки, бедняги, сгнившие изнутри, матери-самоубийцы, дергающиеся на улице тела, будто безголовые лягушки под током…
И вдруг в голову приходит кое-что еще — а именно, способ убраться отсюда.
Выглядываю из-за угла и щедро оделяю цефов свинцом — куда щедрее, чем могу себе позволить. Те бросаются врассыпную, я выцеливаю по меньшей мере парочку, отстреливаю к чертям собачьим червеобразные склизкие отростки. Они корчатся на полу, пока их хозяева прячутся по норам и расщелинам. Однако отстрелить-то отстрелил, а придурки словно и не заметили. Крепкие твари — если б мои руки-ноги поотрывать, вряд ли бы я бегал так невозмутимо.
Я вспоминаю вдруг про научно-популярные фильмы, про отношения «хищник — жертва» — и на пару мгновений кажется, что в идиотской цефовской броне, с мясом, выставленным напоказ, под огонь, — есть смысл.
Может, оно как с теми тропическими рыбками, у кого намалеван близ хвоста здоровенный фальшивый глаз, чтоб хищников обмануть — пускай не с того края хватают. Может, эти склизкие щупальца нарочно выставлены, может, они и не жабры, и не пенисы, а попросту пушечное мясо? Может, вся штука в том, чтобы выглядеть уязвимым, привлечь вражеский огонь к тем частям, какие можнс отбросить навроде ящеричного хвоста? И пусть хищник давится чешуйчатой гадостью, пока жертва удирает почти невредимой.
Ну, как я понимаю, эта схемка — прямиком из «Энимал плэнет» — может и не сработать, когда дерутся создания с мало-мальски продвинутыми технологиями. Любой враг, способный выдумать гранату и смастерить автомат, такой простейший трюк разгадает быстро. Но если и разгадает — что с того? Зачем заслонять что-то, придуманное как раз для отстреливания? Если оно бесполезно, так не проще ли сохранить ресурсы для важного по-настоящему?
И какие из этого выводы? Да никаких. Просто примите к сведению на случай нечаянной встречи с парой склизких приятелей, у которых пенисы вместо ног.
Все эти мысли пронеслись в моей голове за доли секунды. Мозги балуются теориями, тело работает по заданному плану. Растрата патронов отогнала цефов, дала лишнюю пару секунд, чтоб доделать задуманное. Я раздираю коробку распределителя, выдираю кабеля, скручиваю и замыкаю. Восстановив заряд и прикрывшись невидимостью, прошмыгиваю в туннель, а цефы и ухом не ведут — потому что слышат меня, запертого в комнатушке, видят мою скачущую по стенам тень в голубом дрожащем свете высоковольтного разряда. А когда осьминожки наберутся храбрости ломануться в мое убежище, обнаружат у стены привязанный труп с оголенными кабелями под мышками, танцующий джигу под пятьдесят тысяч вольт. Я же в то время буду далеко за их спинами.
Остаточные рефлексы — вот в чем штука.
Честное слово, во всем моем взводе только я и мог бы до такого додуматься.
Призрак Митчелла Ривза приводит меня в глухой закоулок, где некогда еще живое тело Митчелла Ривза установило канистры С-4, перед тем как пойти и умереть в километре от них. Понятия не имею, отчего он их не взорвал. Это полезное дело совершаю я и, когда оседает пыль, проползаю из человеческого туннеля в цефовский — в место, полное теней, членистых машин и тусклого, нездорового серого света.