И ведь понимает: за ним иду, — ох как понимает. Замечает меня на пирсе, вызывает новый вертолет — и тот валится в пролив, окутанный огнем и дымом. Локхартовские камеры засекают меня на крыше, и он вызывает наемников, но вскоре ему уже некого вызывать. Локхарт видит меня протискивающимся под землей, будто страшилище из детских сказок, пока я не разбиваю вдребезги линзы его камеры. Он видит меня у ворот, видит крадущимся через склады и понимает: теперь я позволяю ему видеть меня, хочу, чтоб он меня видел, — я все ближе, а ему остается все меньше места, ему некуда больше бежать. Я — загонщик, а он теперь — дичь.
Но бежать он не намерен, собирает всех оставшихся, скребет по сусекам: и пешек, и ферзей, и «шафрановых», и «коричневых». Он воет в пустеющий, шипящий эфир. Зовет всех, вплоть до траханого сынка непорочной Господней Девки, но в конце концов на призывы его откликаюсь лишь я, Алькатрас непобедимый, карабкающийся по лестницам к жалкому и хлипкому командному центру Локхарта под ливнем с неба и градом пуль, под аккомпанемент грома и молний.
Слушай, задрот, я у дверей. Я стучу — и двери летят с петель.
Локхарт не сдался, он стреляет, прижав к брюху гауссову волыну. Орет: «Давай, давай, посмотрим, какого цвета у тебя кишки!»
Глупая шутка. Мои внутренности и наружности теперь одного цвета, все в гексагональной решетке, пронизанной волокнами и трубами, все цвета стали. Я почти и не чувствую локхартовских попаданий.
— Сдохни, жестянка!
Ага, как же. Я даже стрелять не хочу. Хватаю его за глотку, поднимаю и стискиваю. Сперва думаю: это он умудряется так хрипеть, будто кашляет сухо, дергаясь, но затем понимаю: это Харгрив, невидимый и вездесущий.
Харгрив смеется.
Я вышвыриваю Локхарта из окна. Он описывает дугу в два этажа, пролетает над колючей проволокой, шлепается лицом вниз на гравийную дорожку метрах в десяти от стены.
— Отличная работа, сынок, — Харгрив по-отечески гладит меня по головке.
Локхарт же шевелится на гравии, ползет, волочит дюйм за дюймом искалеченное тело сквозь дождь.
— А теперь пора внутрь.
Я стою с пушкой в руках.
— Открываю вход в «Призму» прямо сейчас, поторопись! Иди к входу!
Я хочу выстрелить Локхарту в спину, но колеблюсь. И не понимаю, отчего хочу и отчего колеблюсь, я сам не знаю, какая часть меня этого хочет. Да наплевать! Целюсь и луплю до тех пор, пока магазин не пустеет. Тогда отшвыриваю «грендель» и подхватываю гауссову винтовку.
Пока двигаюсь по двору, держу ее наготове, но никто мешать мне не пытается. Столько всего сложилось, чтобы приблизить этот момент, столько людей старалось. Позади Бэттери-парк, и Пророк, и Натан Голд, и чертово цунами, и вся возня вокруг Н-2. Едва выбравшись на берег, меня несло и крутило, мной вертели, я лез, исполнял, и вот — конец всему!
Впереди — бесформенная куча многоэтажек, под дождем они похожи на россыпь детских кубиков. Харгрив ожидает меня в самом высоком. Там — ответы на все вопросы. Там конец Дороги из Желтого Кирпича. Там Человек за Занавеской. Там победа над цефами. А может, если очень повезет, там и мое воскресение из мертвых. Там все будет хорошо.
Дверь открыта. Из нее льется теплый, добрый, приглашающий свет.
Я захожу.
В моей голове будто взрывается граната. Электричество плещет в мои кости, зудит и визжит. Я не ощущаю кожи — нет, не ощущаю комбинезона. Мы — я и комбинезон — теперь бесчувственны. Мы не можем двигаться.
— Атака электромагнитным импульсом, — говорит некая часть меня, не разберу уж какая, — Отключение системы.
— Да-с, — доносится голос Харгрива с другой стороны Вселенной, — Идеально. Благодарю вас, мисс Стрикланд.
Я ослеп. В глазах — мутная рябь, дикие всплески цвета. На экране мельтешение пикселей и полный хаос.
— Пожалуйста, проверьте параметры его жизнедеятельности, а затем препроводите в лабораторию. Следует освободить комбинезон как можно скорее.
Свет перед глазами гаснет — я вижу, как пол несется мне навстречу, будто пинок в лицо.
Что снаружи — не разобрать. В голове мешанина символов, FRDAY WV, и FLXBL DPED-CRMC EPDRMS, и LMU/894411. Прямо на мозгах GPS чертит идиотские схемы, цифровой Манхэттен качается и корчится перед глазами, как настольная модель под качелями восьмилетнего пацана. Фальшивый Пророк зловеще читает пророчества Судного дня, речи его полны страшных «критических отказов» и «дезинтеграции лимбической системы». В конце концов вместо схем появляется нечто вроде электроэнцефалограммы, и речь фальшивого Пророка звучит как-то осмысленнее: видимо, переключаемся в базовый безопасный режим, главная цель — поддержание жизненных функций. Задействованы «протоколы глубинного уровня». Система начала перегруппировываться, стараясь выжить.
Ну и отлично. Перегруппируй-ка все подальше от меня, то-то будет здорово.
Слышу шаги по голым шлакоблокам — акустика хреновая. Над головой размытые, расплывчатые полосы яркого света. Закрыть глаза не получается, поэтому усилием воли фокусируюсь: флюоресцентные лампы. Эффект импульса уже проходит, но двинуться не могу — я прищелкнут к тележке на колесиках.