Crysis. Легион

Подымаю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как въезжаю через двустворчатую качающуюся дверь в просторный серый зал со стенами, облицованными керамической плиткой. Из пола торчат машинные блоки, гудящие и урчащие. Место это напоминает котельную или канализационно-насосную станцию, типичное унылое, грязное, скучное место, насквозь проткнутое ворохом труб и стоков — безрадостный подвальный аппендикс обычной офисной башни.

— Всего лишь солдафон, обычный рядовой солдафон, — вздыхает Харгрив, еще скрытый за таинственной занавеской, общаясь с кем-то по соседству со мной. — Пророк бы рассказал намного, намного больше.

Увы, я не в котельной — в операционной. Лакей в синей хирургической ливрее стучит по клавиатуре, подле него — ухмыляющийся «целлюлит». И операционная эта смахивает на заводской цех — под потолком висит робот-резак, сверкающий эмалью металлический паук, в каждой членистой гидравлической лапе — лазер, скальпель и…

Честное слово, никогда не видел отвертку, совмещенную с иглой для инъекций.

— В конце концов, наномеханика осталась неповрежденной — и это главное. Остальное придется домысливать самому, уже оказавшись в нанокомбинезоне.

Паук падает, тихо застрекотав, останавливается в метре от груди. Ноги распрямляются, подрагивают, шевелятся — будто бегун разминается перед марафоном. Детали и приспособления пощелкивают, позвякивают — точно палочки для еды.

— Начнем!

Мое ложе шевелится подо мной, захватывает меня крепче. На концах паучьих лап вспыхивают огоньки, крошечные пилы визжат в ультразвуке, трясутся, клонятся и — ныряют в меня! Мои кости трясутся в скорлупе Н-2, и внезапно перед глазами — кровавая пелена.

Краем глаза вижу: лакей в халате уставился в монитор на столе, глазки так и сияют над хирургической маской. На меня — ни взгляда.

Да, да, мы просто исполняем приказы.

— О, мой юный друг! — Это Харгрив соизволил обратиться ко мне, — Я надеялся сохранить твое сознание, но, увы, нанокомбинезон оказался упрямее, чем я рассчитывал. Весьма сожалею о столь постыдном предательстве, но, опять-таки, увы — другого выхода не было. Этот комбинезон — единственный шанс победить цефов, а использовать его могу лишь я. У обычного солдата просто нет возможности это сделать.

Тело мое немеет. Зал еще качается и дрожит перед глазами, но вибрации я не чувствую.

— Пойми меня правильно: я не сомневаюсь в тебе как в солдате. Ты проявил себя чудесно, оказался куда крепче и сноровистее, чем я ожидал. Ты чертовски хороший солдат, ценнейший кадр для отражения любой агрессии, земной либо инопланетной. Но позволь открыть тебе маленький секрет…

Прямо вижу, как Харгрив подмигивает, как заговорщицки склоняется над микрофоном.

— Сынок, это не вторжение. Совсем не вторжение.

Кажется, привязывать Н-2 к столу больше не нужно — по-моему, мне уже перерезали спинной мозг.

— Если задуматься, все совершенно очевидно. К чему расе, способной переделывать миры, планировать на миллионы лет и световые годы вперед, строить на расстоянии парсеков от своей родины, к чему ей хвататься за вещь столь вульгарную, как территория одной небольшой и не слишком выдающейся планеты?

Зрение отключается. Я в черной пустоте, я не вижу индустриализированной бойни вокруг, не чувствую, как надо мной проводят вивисекцию, я отрезан от всего и слышу лишь голос Харгрива, визг режущих кости пил, шипение лазерных лучей, врезающихся в твердь.

— Сынок, когда-то люди хотели сохранить тропические джунгли. Да, те люди были большей частью эмоциональными крикунами, неорганизованными и с кашей в головах, но кое-кто из них уяснил: никак нельзя заинтересовать близорукую и равнодушную публику судьбой кучки деревьев за полмира от нее. Люди и ломаного гроша не дадут, если не сказать им четко и прямо, какая лично для них будет выгода.

Все, в моем мире больше нет лазеров, нет пил. Я глух, слеп, нем, бесчувствен, парализован. Но отчего-то еще могу слушать голос Харгрива. Верный слову, он остается рядом со мной, ведет сквозь долину смертной тени. Джейкоб Харгрив теперь — вся моя Вселенная.

— И вот разумнейшие из защитников окружающей среды нашли, как продемонстрировать публике выгоду. Смотрите, господа, тропический лес дал нам таксол, дал антиоксиданты, лекарства от старения, в лесу отыщутся лекарства от рака и фильтры от любой гадости, выбрасываемой нами в атмосферу. В лесу — миллионы средств, миллионы важных ингредиентов, тропический лес, возможно, в один прекрасный момент сделает всех нас бессмертными, но если мы уничтожим его, не понимая, что же именно уничтожаем, — потеряем все.

Я соображаю, к чему он. Соображаю, зачем вся эта протяжная нудятина, бесконечный монолог, бессмысленная, невыносимая и неизбежная трепотня ополоумевшего дядюшки у камина. Это отвлечение, попытка заставить меня не думать о том, что происходит со мной. Это милосердие а-ля Джейкоб Харгрив.

Интересно, понял ли Пророк, что означает, когда тип вроде Харгрива зовет тебя «сынком»?