Cure Te Ipsum (СИ)

Это обратная телепатия, думала я. Это точно тот самый мой мужчина — даже если только одна ночь у нас и будет. Каждая ночь может быть последней, что здесь, что на Земле. Авария, кирпич на голову, маньяк с топором на вызове. Голодные орки. Землетрясение. Завтра может не наступить, думала я. Ну же, Лара, сделай шаг, думала я.

— Не спишь.

— Не сплю, — согласилась я и села над ним, одетая в свои волосы и темноту, — только сейчас ничего не говори, хорошо?

— Почему?

Потому что мы будем играть по моим правилам. Пока не рассветет. Пока у нас вся жизнь на двоих впереди. Одеяло оказалось на полу. Крепкие руки подхватили меня, волосы на них — дыбом, щекочут кожу, глубокий вздох превращается в стон, и я сверху.

Это было бесподобно. Это было так страстно и отчаянно, так надрывно, так… что я буду плакать всю оставшуюся жизнь, думая о полной бесперспективности…

В дверь заколотили, и раздался голос Идрена:

— Сношайтесь тише, паучьи дети! — синдарин, ругательства, кто-то орет уже ему, чтоб заткнулся, — я после суток сплю, между прочим!

Бофур невежливо заржал подо мной, и мы снова оказались под одеялом, все еще возбужденные и все еще вместе.

— Даже не подумаем, — тихо сказал он мне, целуя и улыбаясь, — кому не нравится — может спать в уазике.

Мой. Мой мужчина.

Комментарий к Капитуляция

Цыганские слова:

Хачкирдэс - страстно, пылко

На уджяс - Не уходи

Мэ тутыр пучява, котэ тхана на сля? - Я тебя спрашиваю, там места нет?

========== О цыганской тоске ==========

Утро встретило меня ощущением колючей бороды на груди. Большой тяжелой ноги поперек живота — нестерпимо давит на мочевой пузырь. И растрепанной косички почти во рту.

Отплевавшись, я поняла, что выползти из тяжелого захвата гномьих рук не то что сложно — невозможно в принципе. Бофур счастливо всхрапнул, сжимая руки крепче — стальная хватка. Что ж, хорошо, полежим. Зато он теплый и уютный, от него пахнет сном и им самим — нет, возьму отгул, останусь здесь. Поселюсь под одеялом.

Идиллия долго не продлилась: в приёмке грохнула недавно поставленная железная дверь и зазвучали тяжелые шаги по коридору. Еще одна дверь, пронзительный женский визг, и за дверью началась какая-то кутерьма. Привычное утро.

Бофур поморщился, перевернулся на живот, подмяв под себя, и недвусмысленно притерся к моему боку бедром. Ну и не только.

Визг за дверью не смолкал, добавились глухие вскрикивания на нескольких языках. Сегодня дежурит в основном бригада ЭБЦ. Им и разбираться.

Надолго меня не хватило.

— Ларис, ну зачем…

— Ты спи, а у меня работа.

— Я не спать собирался.

Но я проигнорировала тоскливый влюбленный взгляд и по-утреннему возбужденного своего мужчину, и оделась — юбку натянула задом наперед, кое-как напялила халат и замотала растрепанную голову платком. Полная картина вокзальной попрошайки, надо думать. Стоило мне открыть дверь, на меня налетела зареванная Тауриэль.

Три лавки в коридоре оказались перевернуты, в четвертую собственной персоной Торин Дубощит тыкал лицом своего племянника Кили и рычал сквозь зубы что-то явно недоброжелательное. Одно ухо у молодого гнома опухло — судя по всему, это было дело рук Дис, которая, поджав губы, с удовлетворением наблюдала за сценой воспитания своего потомка. Сзади, ломая руки, прыгала Дари, одетая в какой-то домашний наряд вроде наших халатов.

— Дядя, я не нарочно! — неразборчиво бормотал юный гном, Торина это злило лишь больше.

— До свадьбы?! Паршивец! Растлители! — к кому последнее относилось, оставалось неясно.

Интересно, опять госпожа Мина донесла? Пора нашей маленькой неотложке обзаводиться собственными вышибалами. Из приёмной показался заспанный Вишневский. Увидев гномьи разборки, зевнул и вернулся назад, даже не задержавшись взглядом. Я бросилась за ним.

— И ты так спокойно уходишь? Они же сейчас весь коридор разнесут!

— Пусть разносят, — преспокойно ответил эльф, — сами потом заново будут наводить порядок.

— А где Саня?

— У Ривенделла. Что-то там обсуждает. Он с вечера там.

В коридоре зазвенело битое стекло. Судя по звукам, народу основательно прибавилось. Вишневский высунулся.

— Что это было?

— Зеленка. Была. Нету зеленки, — философски сообщил эльф.

Проснулся, наконец, Дилмарт, но не рисковал растаскивать гномов. Что-то лепетала Дари. Звуки разрушений прекратились слезными восклицаниями Тауриэль. Выглянув, я обнаружила ее на полу, на коленях, загораживающей собой слегка битого Кили. Молитвенно сложив перед собой руки, она обращалась к его величеству Дубощиту. Он, красный от гнева, тем не менее слушал.

— Акт третий, трагикомический, — из-за моей спины выглянул и Вишневский — позорный трус, — теперь сердце подгорного короля тронет милосердие, и он смирится…

— У вас тоже есть театр? — полюбопытствовала я. Фармацевт хмыкнул:

— А что это, по-твоему?

Двое влюбленных на коленях, перепачканные в зеленке, прижимались друг к другу. Дари что-то шептала на ухо узбаду. Тот хмурился. Потом повелительным жестом простер вперед руку со словами:

— Через три дня. По закону!

Тауриэль просияла — мне это видно было со спины. Кили, кажется, заплакал. Охомутали бедолагу. Уверена, это было подстроено…