Одной из самых типичных ошибок обыденного сознания является отождествление всех общинных форм с коммунизмом и установление прямой связи между крестьянской общиной и советским коллективизмом. На самом деле традиционная российская общинность и советский коллективизм находятся в гораздо более сложных отношениях, которые до сих пор не были предметом серьезного комплексного исследования.
Под влиянием Первой мировой войны и социальной смуты глобальной трансформации подверглись традиционные институты общины, семьи, соседских отношений, гендерных и возрастных идентичностей. В этой ситуации в сознании российских обывателей и интеллектуалов необыкновенно активизировались антиндивидуализм, антикапитализм, антиурбанизм и антилиберализм, широкий размах приняли утопическое проектирование и экспериментирование самого различного характера
буквально во всех социальных группах. Тема общины или коммуны была актуализирована в общественном сознании первого послереволюционного десятилетия под влиянием следующих факторов:
— тяжелая психологическая обстановка периода революции и войны, социальных катастроф и агрессии;
— взрыв социального творчества масс;
— коммунистическая риторика победившей партии большевиков;
— потребность в социализации молодых поколений после разрухи;
— предпринятые советской властью новый виток насильственной индустриализации и наступление на традиционные общинные ценности российского крестьянства;
— быстрая формализация и бюрократизация советской системы управления.
В коллективистских экспериментах этого времени, помимо их деления на сельские и городские, можно выявить следующие направления:
— активизация общинного строительства религиозными группами;
— продолжение коммунитарного движения дореволюционного периода (толстовцы и проч.);
— возрождение крестьянской поземельной общины;
— движение к образованию коллективных хозяйств (коммун) в деревне, развитие артельного движения;
— военно-коммунистические эксперименты новой власти;
— формирование человека нового типа с помощью ряда коллективных технологий (педагогических, социальных, политических, архитектурных и т. п.);
— эксперименты с коллективным образом жизни в городах (студенческие и производственные коммуны);
— трансформация сельскохозяйственной коллективистской утопии it процесс коллективизации;
— вырождение городской коллективистской утопии в советскую коммунальную квартиру.
Марксистская теория и ее русские варианты вопрос о формах социальной жизни при грядущем коммунизме оставляли непроясненным. Предполагалось, что целью пролетарской революции будет ликвидация частной собственности с заменой ее на «общность имуществ» и справедливое распределение продуктов труда. В связи с этим планировалась национализация земли и промышленности и переход к коллективному производству при сохранении мелких производителей.71
Самой большой проблемой для русских марксистов было определение отношения к крестьянству во время революции и после установления диктатурыпролетариата.72
При этом на подсознательном уровне большевистской утопии, как и марксизму, был свойственен антиурбанизм, негативное отношение к идее города. Марксисты требовали устранения различий между городом и деревней, Ф. Энгельс критиковал «большой город» и утверждал, что уже поселение с 20 ООО жителей демонстрирует все его недостатки.73'1В то время как крестьяне в 1917—1918 годах захватывали земли и осуществляли их перераспределение на принципах уравнительности, среди голодных рабочих крупных индустриальных центров, убежденных большевиков и левых эсеров возникает движение к организации сельскохозяйственных коммун и артелей, которое очень скоро находит поддержку наверху. Смутные идеи основоположников марксизма о желательности коллективизации сельского хозяйства встретились с прагматическим стремлением перевести хотя бы часть голодающего населения на самообеспечение сельскохозяйственной продукцией. Коммуны первых лет советской власти были во многом действительно добровольными коллективами, в отличие от совхозов, принадлежавших непосредственно государству, однако организовывались они чаще всего из некрестьяпско-го населения — рабочих и горожан, спасавшихся от голода, — на землях, полученных от государства. В этот начальный период, откуда бы они ни возникли, снизу или сверху, коммуны и артели мыслились как «опорные пункты советской власти в деревне».74
Программные требования большевиков но организации социалистического производства в сельском хозяйстве совпадали с требованиями левых эсеров. Как раз последние, руководившие земельными отделами до лета 1918 г., были инициаторами создания коммун.75Согласно официальной версии, поддержанной советской историографией, образование пролетарских коммун было стихийным, оно явилось «одним из проявлений творческой революционной инициативы масс, пробужденной социалистической революцией»: «передовые рабочие, поддерживая политику Коммунистической партии, шли в деревню, чтобы помочь бедноте и повести трудовое крестьянство на борьбу за упрочение