Д.В.Ж.Д. 2035

     Пока я вспоминал содержимое вагонов, техники на улице тем временем демонстрировали народу обе турели. Искусственные люки без скрипа разъехались в стороны и под радостные возгласы собравшегося народа на свет появились крупнокалиберные «Утёсы»[9]. С хрустом закрепившись в пазах, знаменитые машин-ганы в один момент превратились в укреплённые гнёзда-башни. Я заценил. При прорыве из города или враждебной станции турели могли оказаться полезной штуковиной. Разве что нельзя будет убирать их обратно, если счётчики радиации будут паниковать. В таком случае людям придётся бегать по крышам вагонов и дежурить в костюмах химзащиты, а заходить и выходить строго через обеззараживающую камеру в хвосте состава. В дверь к машинисту никому ни ногой.

     Молодёжь анклава меж тем облепила состав со всех сторон, во все глаза разглядывая тонны металла на колёсах. Вот так, усмехнулся я, и появляются на свет божий легенды.

     Провожали нас всем анклавом.

     Седых, как глава Анклава по случаю этого крупнейшего за последнее время события взобрался на специально сколоченную для этого дела трибуну и бодрым голосом заговорил. Сначала общие слова, потом нужные. Голос его прокатился по стенам цеха, отражаясь от железных листов, так что слышно было хорошо без всякого микрофона. Люди притихли, вслушиваясь в каждое произнесенное слово своего лидера и вождя.

     - Сегодня мы собрались, чтобы доказать себе одну вещь, - заявил Седых, обращаясь к своему немногочисленному «народу». - Наш анклав будет жить, ребята! Мы только что закончили большую работу. Такую большую, что в самом начале, если честно, даже я сам был не уверен, что у нас получится. Но у нас получилось! Мы сделали первый после гибели мира Локомотив. Отныне наше будущее в наших руках и только воля совершить невозможное отделяет нас от победы!

     Седых глубоко вздохнул.

     - Экспедиция отправляется в путь. Вы все знаете, зачем и куда. За полгода я уверен, не осталось в анклаве даже младенца, который не слышал про Большой караван на север. Сейчас, перед вами - состав поставлен на рельсы. Оружие для бартера собрано и разложено по вагонам. Команда подобрана и полна решимости совершить то, к чему готовилась весь этот долгий срок. Я не верю, я знаю - они вернуться. И привезут нам груз из Хабаровска, взятый в обмен на оружие и патроны. Караван вернется сюда с товаром! Как раньше, в далеком прошлом да Катастрофы транссибирская магистраль кормила и поила наш город, так будет и впредь. Навсегда!

     Я смотрел на всегда спокойного, мрачного «Седыха» и недоумевал. Мне только казалось, или на его старческих, вечно красных и злых глазах действительно показались слёзы?

     Старик дрожал, но держался. Что же, следовало отдать ему должное. Во многом именно благодаря военной диктатуре бывшего капитана тихоокеанского флагмана Анклав Владивосток удержался на плаву в первые, самые ужасные годы. Сохранил население, женщин и детей, и, не растратив этот, называемый сухо, «биологический фонд» на пушечное мясо лидеров банд и сексуальные забавы отморозков.

     Седых слыл диктатором в своё время и, не далее как несколько лет назад, про него довольно грязно шутили, как про «расстрельника» шлёпавшего каждого, кто говорил ему слово против. Однако в последние годы, стало понятно, что суровые меры и личная власть вовсе не привлекали этого унылого и злого старика, а единственное о чем он заботился - было сохранение жизни. Сейчас, глядя на слёзы в глазах «диктатора», я понял это яснее и чище, чем когда-либо раньше. Боевой капитан, водивший российские суда на патрули в Сомали, Тимор и даже в Залив, был, безусловно, жесток и резок. Но он любил и ценил всех нас.

     По-своему, конечно - но это было именно так…

     - А мне, - закончил тем временем Седых, - остается только представить вам лидера группы и начальника экспедиции, известного всем вам адмирала Громова. Громов! Иди сюда, тебе слово!

     Услышав, я от неожиданности закашлялся. Меня смутило неожиданное повышение - я разговаривал с Седыхом ежедневно, иногда часами, отчитываясь по работам на бронепоезде, но про «звание» услышал от него в первый раз. Начальник экспедиции - да. Но «адмирал»? Это выглядело перебором.

     До Армагеддона, признаться, я два года колготился в армии срочником и дослужился, как максимум, до сержанта. Пиком моей военной карьеры, таким образом, являлся дембель и о продолжении службы я вовсе не помышлял. В РЖД, тем ни менее, спустя несколько лет я дослужился до начальника НГЧ - должность не малая, поскольку в подчинении у меня находилось почти двести человек, включая путевых обходчиков - а это те еще кадры - однако до «адмирала» не дотягивала и она.

     Вторым смущавшим меня моментом была необходимость «что-то произнести». Седых приглашал меня на трибуну и, соответственно, я должен был сказать речь, обращаясь к собравшемуся «народу Владивостока». Нужно ли говорить, что я вовсе не готовился к подобному повороту и совершенно не соображал, что сказать.