d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Она вырвала свою руку и положила на его плечо, смиряясь с тем, что большее ей не позволено. Его хватка на ее талии была все такой же требовательной, но уже не болезненной, а приятной. И оба не чувствовали никакого стыда, никакого раскаяния и никаких угрызений совести. Они сделали это потому, что оба нуждались в этом.

Девушка подняла взгляд. В его глазах не было высокомерия, усмешки и осуждения. Лишь внимательность и готовность сделать еще что-нибудь. Если случившегося было недостаточно.

Оба знали, что было недостаточно.

— Я… Я все равно…

— Ненавидишь меня? — в темноте их голоса были приглушенными и хриплыми. Елена опустила взгляд. Она все еще была в объятиях мужчины, избившего ее и подарившего ей тепло несколько секунд назад. И впервые Елена действительно не знала, что сказать.

— Чувствую себя испорченной, — наверное, это не совсем выражало все эмоции и чувства, но это было первое, что пришло на ум. Девушка робко взглянула на — друга? Собеседника? Кем он ей теперь приходится? — Добермана.

— Мне, наверное, пора спать.

Он кивнул, опуская руки. Такие чистые и искренние объятия были разрушены, и все, что только что произошло, стало воспоминанием. Компрометирующим и растворенным в пепле неверия воспоминания. Елена еще раз посмотрела на мужчину, а потом развернулась и медленно побрела в спальню, в тайне души надеясь, что ее остановят еще раз.

Но этого не произошло, и появилось сомнение: а были ли этот поцелуй реальностью? Могло ли вообще такое произойти между врагами, которые клялись друг другу в самой чистой ненависти? Или человек, и правда, все выворачивает наизнанку?

Она не знала. Просто рухнула на постель, закрыла глаза и предалась воспоминаниям. Приятным, отдающим горечью, но теперь стимулирующим и вдохновляющим.

====== Глава 21. Прах к праху, пепел к пеплу ======

1.

Волнения в Мексике приобретали более глобальный характер. В связи с внезапной кончиной президента, ситуация требовала новых выборов, которые по правилам должны были состояться лишь в 2018 году. Контингент разделился на три части. Одни требовали, чтобы у власти был Правый центр — Партия национального действия. Другие требовали изменений: прихода к власти социал-демократов — Партия демократической революции. Данные две партии были ведущими в стране, а следовательно, сторонников тех или иных взглядов было примерно равное количество. Третьи же не придерживались ни правых, ни левых, ни центристских взглядов — они были за анархию: уничтожение прежних устоев и свержение всех властей. На их плакатах синими буквами красовались надписи типа: «Долой сословия!» или: «Мы за равенство!» и прочие лозунги в том же духе. Митинги, демонстрации, шествия и пикетирования происходили в самых крупных городах: Монтеррей (где все и началось), Мехико, Гвадалахара и Пуэба. Пока что дальше обычных разглагольствований новых кандидатов, их последователей и их оппонентов не заходило, но о проблеме в одной из стран Северной Америки уже стали говорить не только в Штатах, но и в Западной Европе. Теперь Мексику неофициально провозгласили «Безотцовщиной». Вскоре эта страна будет одной из самых обсуждаемых.

Смотря выпуски новостей, Тайлер нередко задумывался, каких бы взглядов придерживался он, если бы это случилось с его страной. Точно не анархистских, хотя сам Локвуд был яро убежден, что армия, церковь и полиция никак не способствует прогрессу и изменению массового сознания людей. Конечно же, большинство выберет страшное старое, чем неизведанное новое, однако будут и противники этой теории, желающие, чтобы бразды правления взял Интернационал. Если в дело вмешаются Штаты, заваруха эта затянется на несколько месяцев точно, если не больше. А Штаты вмешаются, в этом сомнений не было.

— Чертовы ублюдки!

Бонни не отличалась вежливостью никогда. Помимо феминизма в ее отравленной крови буйствовали еще и антиполитические настроения. Она терпеть не могла политику и все, что с ней связано: принципиально не смотрела новости, не посещала митинги и сетовала даже на относительно нормального правителя. Политика в жизни Бонни Беннет занимала далеко не первые позиции, но когда речь о ней все же заходила, девушка пренебрежительно отмахивалась лишь одной фразой: «Во все времени властям было плевать, плевать и будет плевать на народ. Их мнимые реформы — лишь брошенные кости стае изголодавшихся псин, и все их обещания — пустословие». Может, в ее словах и была толика правды, кто знает? И если Локвуд сомневался, к кому центру больше тяготеет, то в Бонни он не сомневался — анархистка до мозга костей.

— Лишь бы в кресло свою задницу усадить, а на людей плевать, — она закурила прямо в доме. Включить телевизор оказалось плохой идеей — теперь Локвуд в этом не сомневался. — Какие-то ублюдки пару недель назад в знак протеста двадцать семь человек минимум убили, а этим политиканам хоть бы что! Даже найти их никто не пытается, зато все с волнением думают, что к ним снизойдет дядечка с толстенной задницей и исполнит все их желания! Как же это жалко, а? Вот же говнюки!