d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Сальваторе! А ну вышел вон из кабинета!

Полицейские не церемонятся. Они никогда не церемонятся, потому что упиваются той ничтожной толикой власти, которую получают. Неизвестно кто или что вложило в нас это стремление к доминированию, но оно скрыто в каждом человеке на этой гребанной планете. И когда маленькие детки становятся взрослыми тетями и дядями, когда они понимают, что их жизнь ничего не будет отличаться от жизни других, когда они понимают, что провинция душит сильнее петли, тогда они идут в полицейские академии или на юридические факультеты. Тогда они думают, что хоть как-то будут контролировать если не свои, то чужие жизни.

— Меня ограбили, я хочу написать заявление! — Деймон подошел к столу, захлопнув предварительно дверь. Он встал между стульями сидящих и оперся о стол следователя. — Долбанная девка в казино «Блеск» с каким-то странным акцентом украла все мои фишки!

— Ты что, Сальваторе? — прокурор медленно поднялся, тоже оперевшись руками о стол. Тон голоса этого человека повысился, но Деймона этого нисколько не волновало. Вообще, было сомнение, есть ли факторы, способные как-то смутить Добермана или вогнать его в краску. — Страх потерял?! Прийти сюда без стука, так еще и с разговорами про казино, которые у нас запрещены! Тебе либо окончательно все мозги выбили?!

Деймон выпрямился, засовывая руки в карманы. Кривая улыбка появилась на его губах. Он уже привык к тому, что его просьбы или какие-то слова остаются без внимания. Его веселили напускное величие и фальшивая важность этого толстого дядечки. Его веселил сложившийся расклад обстоятельств. Было нечто горько забавное в том, что его обворовала какая-то девчонка, коряво говорящая по-английски. Было нечто горько забавное в том, что он пришел за помощью к тем, кого терпеть не мог всем своим нутром.

— Эта сука забрала мои деньги! — улыбка исчезла. Тон голоса повысился еще больше. — И если вы не поможете мне ее найти, то завтра же весь город будет вещать о ваших вечерних визитах в стриптиз-клуб «Кристалл».

Прокурор нажал какую-то кнопочку под столешницей своего стола — вызвал охрану. Что ж, веселье начинает набирать обороты. Обычно охрана втаскивала Добермана в этот кабинет, а теперь будет выпроваживать.

Второе «впервые» за этот день.

— Как скажешь, Сальваторе, а пока что весь участок будет вещать о незаконном бое в спортивном зале двадцатой школы! Может, ты все же решишь назвать имена организаторов?!

В это время дверь распахнулась, и Деймон уже приготовился к удару под дых.

Но вместо охраны в кабинет влетела та женщина, которая плакала у дверей. Она застыла в проходе. Слезы застыли в ее глазах. Страх — в ее душе. Сальваторе чувствовал этот страх нутром; он медленно повернулся. Женщина не видела ничего, кроме маленькой дочери. Она ринулась к ней свирепой кошкой, схватила ее за плечи, заставляя подняться.

— Маленькая дрянь! — в исступлении закричала она. — Маленькая паршивая дрянь! Ненавижу!

Сильная пощечина словно вывела всех из оцепенения. Девочка закричала, а Деймон, придя в себя от оцепенения, схватил сумасшедшую за плечи и отшвырнул в стену. А далее последовала цепная реакция.

Мужчина, до этого вообще будто бы никем не замечаемый, резко поднялся и практически вплотную подошел к Сальваторе, который чисто рефлекторно загородил собой ребенка. Прямая осанка, дикий взгляд лишь подтвердили положение — этот ублюдок точно контролировал ситуацию.

Но он не кинулся на Добермана лишь по одной причине.

Взгляд Сальваторе. Взгляд уверенный, с этим блеском холодности и хищничества, с этими переливами ненависти и безумной готовностью броситься в любую потасовку. Такой взгляд бывает у малолетних преступников, у опытных убийц, у безумных и отчаянных людей, не боящихся поставить все на кон.

И этот взгляд ввел во временное оцепенение. А потом ввалилась охрана и скрутила Сальваторе. Женщина в углу продолжала вопить и царапать себе руки. А маленькая девочка во все глаза смотрела на защитника.

— Что с ним делать? — клацнули наручники. Доберман и не пытался вырваться. Он спокойно стоял, все еще глядя на отца девочки.

— В каталажку. Пусть посидит ночку — подумает.

Она будто видела двойника своей души. Она словно встретила иную часть себя. Она знала этот взгляд, которым Сальваторе процеживал ее отца — взгляд презрения, взгляд терпения и неподчинения. Такой взгляд бывает лишь у тех, кто привык драться с противниками с самого начала. Такой взгляд бывает лишь у тех, кто точно знает, что память, что воспоминания — это бомбы замедленного действия, это те тоненькие фитильки, которые поджигают близкие и родные взгляды.

Она знала, что фитильки этого хищника уже испепелены. Маленькой девочке, которой скоро должно исполниться пятнадцать, которая мечтала о любви еще вчера, а сегодня — о тишине и уничтожении своей памяти, ей на миг стало легче дышать. Она не одна такая. Эта мысль — как пластырь на рваные раны.