d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Что? — она оскалилась, улыбнувшись как-то по-особенному отчаянно и безумно. В этом «Что?» уместился скандал минувших лет. В одно слово уместились все эмоции, упреки, вся правда. Конечно, Бонни знала, что у ее родителей ссоры дома были посильнее, чем пять лет назад. Эбби упрекает мужа в том, что в переменах дочери виноват именно он.

— Вернешь ключи от дома. Не умеешь ценить заботу — выкручивайся как хочешь.

Беннет выдернула локоть, медленно засунула руку в карман, вытащила ключи и подняла их, как бы демонстрируя презрение и пренебрежение к его подачкам, брошенным как собаке — кость. Девушка выронила ключи, и те со звоном упали на пол. Она натянуто мило улыбнулась, а потом прошла мимо отца и вышла из аудитории, не бросая напоследок никаких тошнотворно дешевых фраз. Кажется, время для прощаний уже прошло.

Бонни снова остановили. На этот раз — почти у самой лестницы. Беннет даже не дернулась. Она привыкла к физическим контактам, природа которых — враждебность и ненависть. Эта девочка, она бы удивилась гораздо больше, если бы какая-то тактильная близость была ей приятна.

— Вернись! Сейчас же! — Бонни выдохнула. Те демоны, что появляются в наших душах в юном возрасте, — самые прожорливые и страшные. Чтобы их убить потребуется много времени и сил. Но рано или поздно это происходит — и тогда уже плевать на все прежние страхи. Они обесцениваются, как обесцениваются мечты и надежды.

— Еще раз ко мне прикоснешься, — она выше подняла подбородок, — и я плюну тебе в лицо. Меня, конечно же, возьмут под стражу, но если я подохну, то потащу тебя за собой, папочка. Не прикасайся, — последние слова — последний выдох. Бонни выдернула руку, ухмыльнулась и, развернувшись, направилась вниз по лестнице.

Умерла ненависть к отцу. Вернее, Бонни понимала, что после случившегося воссоединения и примирения не будет, но также она понимала, что больше и не испытывает боль. Боль сгорела, как и любовь. Тлеть способно как абсолютно светлое, так и абсолютно темное. В этом заключается некая справедливость мира. Баланс, если хотите.

Не тяготила не только ненависть к отцу. Не тяготили потеря Елены, побег Тайлера. Кажется, в самое сердце вкололи лошадиную дозу новокаина. Заморозили, если хотите. Сделали наркоз, если вам недостаточно.

Девочка вышла из здания, засунула руки в карманы дрянного пальто. Холод будто и не ощущался. Бонни остановилась у порожек, внимательно оглядывая пыльные окраины, одиноких людей и серое небо. Эта осень стала блеклой. Иногда блеклость лучше яркости.

Бонни сделала глубокий вдох, посмотрела в сторону парка и пошла по направлению к нему. Раньше бы ее испугало то, что она осталась без крыши над головой. Теперь Бонни даже не думала об этом, наверное, потому, что бездомной и бесприютной она стала давно.

2.

Кажется, играла та же песня, что и в прошлый раз, когда Бонни подкидывала вещдок. Кажется, даже настроение было то же. Только ни боли в сердце, ни флешки, сжатой в ладони уже не было.

Был лишь ритм. Ритм, в который хотелось вплести лентами, будто слившись с ним, подстроившись под его перепады, Бонни могла стать единым целым с клубом. С пульсацией. С другими позабытыми и кем-то израненными людьми. Мнимая свобода — как раз подходящее словосочетание.

И если Елена разжигала пламя жаром своей души, то Бонни — жаром своего тела. То, как она двигалась, заставляло остальных отступать вольно или невольно. Девушка будто заполняла собой пространство, будто становилась той, кем она хотела быть с четырнадцати лет. Ею восхищались, на нее не смотрели с пренебрежением — лишь с восхищением и одобрением. С ней хотели общаться. Здесь, в таких вот заведениях, каждый получает то, что хочет.

В этом клубе исхудавшая Бонни Беннет танцевала около двадцати минут. Она только разогревалась, но в клубе уже было жарко. Люди шептались, люди кивали в сторону танцпола, где уродливо-прекрасная девочка позволяла себе быть свободной. Она танцевала, а негативные мысли выветривались и растворялись. Она пила, а весь яд, который был в ней из-за взаимодействия с другими людьми, словно нейтрализовывался.

И чем быстрее был темп, чем рьянее были движения, тем усталость все больше и больше растворялась где-то в иллюзорности поганого настоящего, которое осталось ждать за дверями этого заведения.

Бонни плясала недолго. Потом она пошла выпить. Около двух бокалов виски с колой. Напиток окончательно разодрал и без того поцарапанное от кашля горло. На мгновение закружилась голова, сильная боль ударила где-то в районе затылка. Горечь сжала глотку.

Потом Беннет задержала дыхание на какие-то секунды, сильно зажмурившись, а затем выдохнула. Когда девушка открыла глаза, она увидела перед собой знакомого человека, который, если честно, извел ее сильнее проблем с колледжем и выходок взбалмошной подруги.

— Я же сказал, чтобы ты не появлялась в моих клубах.

Девушка выше подняла подбородок и сжала зубы. Позади Клауса коршунами в Бонни как в дичь вглядывались его телохранители. Бонни знала жестокость этих людей.

— Я заразная. И терять мне больше нечего.