d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Она подняла шарф и взглянула на преподавателя. Ее сердце пропустило болезненный удар, а потом затихло. В мертвых глазах впервые за долгое время отразился испуг. Дыхание стало глубоким и медленным — доступ к воздуху медленно перекрывали.

— Эм, эта девушка, которая приехала учиться по обмену. Она еще не очень хорошо ориентируется в городе, — Эйприл вступилась, это радовало. Но не радовал взгляд преподавателя. Гилберт пожалела, что в тот вечер снова решила поиграть в стерву — издержки общения с Сальваторе. Инерция, если хотите.

Гилберт, тем не менее, расправила плечи и выше подняла подбородок. Да, пофлиртовала со своим преподавателем позавчера, ну и что теперь? Он тоже ведь не святой. Да и потом, смысл теперь сожалеть?

— Могу я войти? — повторила Елена свой вопрос уже более уверенно. Так даже забавно — психология искусства теперь будет интереснее. Сальваторе исчезнет из мыслей. Незаменимых действительно не бывает.

— Можете, — он снова обернулся к студентам, кажется, тоже не смутившись, что имел неосторожность позволить флирт с ученицей. Незнание ведь не освобождает от ответственности.

— Меня зову…

— Через месяц вы уедите, — мужчина взглянул на девушку, словно наслаждаясь, что мог отыграться. Он даже не подозревал, с кем связался. Он, как и Тайлер, решив потанцевать с Дьяволом, перестал слушать музыку. — Давайте не будем отвлекаться?

Гилберт усмехнулась, но, ничего не ответив, кивнула и прошла к своему месту. Сев чуть ли не за самую первую парту, она достала тетрадь, ручку и стала записывать лекцию. Стефан и Эйприл переглянулись, пожали плечами и вновь уставились на бесстрастную Елену.

Мальвина начинала новую партию.

====== Глава 33. Новые горизонты ======

1.

— Ты не появляешься на лекциях и семинарах. Ты не пишешь контрольные. Твое поведение уже становится темой обсуждений колледжа, а не только твоей группы.

Бонни сидела прямо, уверенно смотря миссис Браун прямо в глаза, смущая ту, как бы бросая ей вызов, как бы говоря о том, что лишение стипендии — последнее, что ее может беспокоить.

— Меня лишат стипендии, если я провалю сессию, — промолвила Бонни с абсолютным спокойствием.

— А ты ее провалишь, потому что долгов у тебя немерено, — свои пять копеек вставила мать. Беннет склонила голову на бок, обращая свой взор к Эбби. В этих жестах было что-то отдаленно напоминающее повадки химеры. Медленно, хищно и как-то бесчувственно. Бонни, эта облезлая и избитая кошка, была еще безобразнее, чем прежде. Волосы потеряли былой блеск и лоск. Растрепанными локонами они были разбросаны по плечам. Круги под глазами. Похудевшие плечи и руки. Взгляд — уставший и будто выцветший. Одежда — неопрятная, помятая, так еще и непристойная: коротенький топик, обтягивающие джинсы. Плоский живот был оголен лишь чуть-чуть, шрамов нельзя было узреть. Бонни будто старела, будто изнашивалась.

— Тебя интересует моя стипендия, да? Тебе плевать на то, что я заразная и больная, но не наплевать на мою стипендию?

— Не стоит, — после этих слов Бонни медленно повернулась в сторону человека, который их произнес. Когда Беннет взглянула на отца, то лишь криво улыбнулась. В ее взгляде не было ничего рокового. Но был какой-то блеск, который появлялся иногда у Тайлера.

— Почему? — она медленно поднялась, одной рукой опираясь о столешницу стола миссис Браун. Девушка чувствовала себя жутко уставшей, и новый скандал ей не хотелось устраивать. — Речь ведь идет обо мне.

Не дождавшись ответа, Бонни медленно повернулась в сторону миссис Браун. Оперевшись второй рукой и склонившись над куратором, как следователь над преступником, Беннет увидела, что женщина отстранилась назад (брезгливость и чувство самосохранения).

— Я грублю всем подряд, миссис Браун. Грублю преподавателям, однокурсникам и случайным прохожим. Я — плохой пример для подражания, — она подняла взгляд, словно что-то вспоминая, потом усмехнулась и вновь посмотрела на замершую женщину: — Я много курю, некрасиво одеваюсь, ругаюсь слишком скверно, но знаете… Оставьте эти свои пугалочки для детишек понаивнее, ведь меня не просто не имеют права теперь лишить стипендии — мне обязаны ее повысить, я ведь неизлечима больна. Так что все эти ваши собрания — это лишь мозгоебство для вас же самих…

Ее голос был густым и растворялся как молоко в кофе. Ее голос — скрипучий, неторопливый, привлекающий внимание. Бонни бы продолжила свою тираду, но отец резко отстранил ее, схватив за локоть. Эбби быстро подскочила, переводя затравленный взгляд с дочери на мужа. Бонни пристально смотрела на дьявола во плоти, однако заметила волнение матери.

— Не ревнуй, — она снова склонила голову на бок, будто пыталась посмотреть на этих чужих людей под другим углом. — Это лишь формальность.

— Либо ты сейчас же извинишься и возьмешься за учебу, — цедил он сквозь зубы, — либо я…