d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Она была с Клаусом в чисто официальных отношениях. Она его спасла — он спасал ее. Чистый расчет, возвращение долгов, проценты по кредиты — да называйте как хотите, Клаусу-то в принципе плевать. Он не изменял своему образу жизни: судился с сестрой, наказывал своих обидчиков, забывался с дешевыми девочками, тренировал Бонни. Их и друзьями-то сложно было назвать — вне того времени, которое им полагалось проводить вместе, они друг о друге и не думали. У каждого были свои призраки.

Бонни впечатляло лишь одно: при всей жестокости и неумолимости, Клаус умел держать слово. И это возвышало его. Беннет помнила о боли, помнила о каждом шраме, который остался от извергов Майклсона, забывать такое эта девочка и не планировала. Но и циклиться на этом — тоже.

— Почему? — она крикнула это ему практически в спину. Кричать в спину — это привычка, от которой Бонни не могла избавиться.

Майклсон обернулся. Теперь, когда Беннет взяла себя в руки, она стала выглядеть намного привлекательнее. Стройная, страстная, свирепая — ну и как тут не засмотреться? И ее глаза — смесь никотина с шампанским. Смесь сумерек и солнечных лучей. Такие взгляды — это причины жить и добиваться кого-то, даже если не осталось ни сил, ни желания.

— Ты притащил меня сюда во второй раз, оплачиваешь сеансы, продолжаешь эти тренировки. Я ведь вещдок подкинула тебе…

Он усмехнулся, медленно подошел к девушке. Можно было бы окончательно стереть ее в порошок, ударив, сказав, что все эти недели совместного времяпрепровождения — лишь спектакль. Лишь игра. Иллюзия. Можно было избить ее. Но так она менее красива, чем сейчас. А Клаус был эстетом до мозга костей. Чистый расчет, ничего больше.

— Я же уже отвечал: я не забываю не только проступки.

Бонни опустила взгляд. Воспитанная в жестких рамках действительности, она уже почти не верила в сказки — ну, что однажды появится благородный рыцарь, решит все проблемы и увезет ее в рассвет/закат. Она не верила в них и сейчас, когда вновь научилась дышать.

— А ты бы тоже удивила тех, кто с тобой это сделал, — он усмехнулся, засунул руки в карманы, вызывая отдаленные, полустертые ассоциации. Нет, Бонни была верна своим чувствам. Просто научилась уживаться с ними. Просто усваивала новую тему.

— И как мне это сделать? — прошептала она. Нет, плакать не хотелось, хоть горечь ситуации была велика: враг оказался ближе подруги, ближе родителей.

— Закрой сессию для начала. И излечись от той дряни, которую ты подцепила в своих клубах.

— В твоих, — уточнила Беннет. — Это важно.

Он протянул ей руку не с того не с сего. Это было неожиданно для Бонни, вполне нормально для Клауса. Он протянул ей руку и произнес:

— Мы ведь квиты, да Бонни?

Пожимать руку своему врагу. Тому, кто избил, покалечил. Ведь из-за этого ублюдка она была неделю с Тайлером, который разрушил ее принципы, разрушил ее жизнь, влюбив ее в себя. А потом пошла цепная реакция — ссора с Еленой, уезд Локвуда, встреча с Деймоном, проблемы с родителями, учебой, здоровьем. «В этом виноват не Клаус. Даже не Ребекка, — внутренний голос шипел, но шипел тихо. Теперь эта сволочь не разрывала сердце на ошметки. Наверное, сердце уже было разорвано. — Виновата ты. Виноват твой отец. Все дело в твоей семье Бонни».

— Квиты, — произнесла она, пожав руку Майклсона и впервые прислушавшись к своей совести. Эти депрессии, тоска по Елене, по Тайлеру, по прежнему темпу жизни, даже по себе — это никуда не исчезло.

Пожатие было крепким. Девушка вновь улыбнулась, вновь искренне и как-то непритворно, невымученно. Для Бонни — это тоже было в новинку. Осень предлагала новые условия — их приходилось принимать.

Девушка убрала руку. Ей пора было домой, за учебники. Ему — в клубы, к танцовщицам и легкодоступным. У каждого свой досуг.

Они вышли на улицу. Бонни прошла к своей машине, к машине, которую ей оставил Тайлер. Она даже не попрощалась с Клаусом, даже не заметила, когда он уехал. Просто села в салон, завела мотор. Ей пора было ехать домой.

Домой.

И не надо было больше от кого-то зависеть. Не надо было больше что-то кому-то доказывать. Сердце бьется ровно, дышится легко, да и улыбаться стало не так тяжело. Беннет включила поворотник и вывела автомобиль на дорогу.

3.

Его угнетало это место. Угнетало не столько потому, что он был здесь впервые; не потому, что это было место с особой атмосферой. Его тяготило само пребывание здесь. Он чувствовал себя подавленным, сломленным, опороченным. Чувствовал себя чьей-то неудачной проекцией, чьим-то обобщенным образом. Просто герой чьей-то воспаленной фантазии.

Маленькая серая комната со столом в центре. Два стула, задвинутые за стол друг напротив друга, словно нарочно людей тут противопоставляют друг другу. Кто чего добился, кто где оказался, кто любим удачей, кто не очень. Просто чья-то извращенно-мазохистская игра. А в самом углу стоит охранник с непроницаемо-мертвым взглядом. Манекен жизни. У него ничего кроме плоти и работы нет. Лишь суетность. Ни сердца, ни души.