d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Сальваторе усмехнулся. Он слышал, как его сердце чуть екнуло, а потом вновь забилось в ровном ритме. Перед его мысленным взором возник образ другой девушки, и Деймон точно знал, что ради нее он пойдет на все. Что уж ее он точно никому не отдаст.

— Потому что ты внес за меня залог. Потому что ты вытаскивал меня из полицейских участков. Потому что ты спас жизнь девушке, которую я любил. Потому что твоя щедрость не могла сравняться с твоей минутной слабостью. Потому что ты любил Елену. Я не знаю любишь ли сейчас, но ты любил ее. Ты заслуживал ее.

Доберман медленно отстранился, оперся о спинку стула и, отведя взор своих серо-голубых глаз, сделал еще несколько глотков. Тайлер вновь посмотрел на стену — на ней заплясали тени, пускаясь в быстрый ритм ударов его сердца. Тайлер не прикоснулся к пиву, но он дотронулся до души своего… очень давнего знакомого.

Книги пригодны для конкретного контекста — в этом Бонни была права. Но она упустила лишь одну маленькую деталь — мы действительно не знаем тех, кого мы любим. Не знаем, хотя нам известно как выглядят скелеты в шкафу, как скребут кошки в их душах, как рычат монстры и пляшут демоны. Не знаем, даже если живем бок о бок несколько лет подряд, доверяем самое сокровенное и узнаем то, чего до нас не знал еще никто. Не знаем, ровно как и не знают нас.

7.

Елена окончательно пришла в себя к концу недели. И теперь, когда отеки немного спали, девушка могла открыть глаза.

Она их открыла, но увидела лишь темноту. Сплошную темноту, настолько неприглядную, что невозможно было разглядеть даже очертания предметов. Девушка прошептала чье-то имя. Ее рука дернулась в правую сторону. Иглы от капельниц остервнелыми любовницами впились в кожу, и девушка вскрикнула. Она снова протянула руку, и ее кто-то схватил.

— Кто здесь? — прошептала она в темноту.

«В ней спокойствие. В ней спокойствие. В ней спокойствие!».

— Это я, родная. Это я.

Девушка выдернула руку посмотрела в сторону говорящего, но она не видела очертания человека. Гилберт узнала этот голос, но страх захлестывал ее настолько, что сейчас даже душевные травмы отошли на второй план.

— Который час? — спросила она, начиная ощупывать края кровати, словно что-то ища.

«В темноте спокойствие! Спокойствие в темноте! В спокойствии темнота!»

— Родная, ты поправишься. Врачи говорят, что…

— Который час? — переспросила она. — Почему тут ничего не видно?

Дженна и Грейсон переглянулись. На улице был полдень, и хотя день выдался пасмурным — было светло. Было светло хотя бы элементарно и потому, что в палате горели приборы, и был включен свет.

— Елена, сейчас папа позовет врача…

Девушка замерла, а ее скрюченные пальцы — как ветки на стене у Деймона — замерли в бездвижии. А потом Елена сама сообразила — должны светиться датчики, красная кнопка для вызова медсестры, свет из коридора.

Но этого не было.

И Гилберт схватилась за края кровати скрюченными пальцами здоровой руки, изгибаясь и разрываясь в истошном вопле.

====== Глава 39. Прощание ======

1.

Бонни сидела в зале. Она смотрела в стену, сверля ее взглядом и спокойно — или маскируя раздражение под спокойствием — ожидала ответа. Вообще-то такие вопросы не решаются с бухты-барахты, но кто мог диктовать правила Бонни? Если она что-то и вбила себе в голову, то это надолго.

— Слушай, — видимо, она все-таки маскировалась, — я же не заставляю тебя спать с ней.

Он усмехнулся. Он хотел было подняться, но расхаживать взад-вперед было не в его компетенции, да и выдавать свое волнение — тоже. В конце концов, все действительно осталось в прошлом. Старые правила нарушены, новые — прописаны, так чего теперь горевать о потонувших кораблях?

Корабли были чертовски привлекательны, нужно сказать.

— Послушай, между нами ничего не было. Ладно? У нее своя жизнь, у меня — своя. У нее свой мир, у меня — свой. Мы выяснили все отношения…

— Да не надо ничего выяснять, — произнесла Бонни, переводя свой сверлящий взгляд на Сальваторе. Видеть его без сигарет было несколько непривычно. Деймон сам ощущал себя несколько скованно — словно у него появилось в распоряжении несколько свободных часов. — Просто… Не знаю, мне жаль ее.

— Я потерял Тайлера из-за нее. И себя заодно… Да и зачем мне навещать ее?

— Потому что она прислушивается всякий раз, когда хлопает дверь. Она ждет тебя.

Сальваторе отрицательно покачал головой. Он точно знал — если сжег мосты, то не стоит возвращаться за пеплом. Да и какая может быть польза от этого пепла? В двадцать первом веке из него не возрождается Феникс, потому что время античности, мифов и богов осталось в прошло. В двадцать первом веке из него не возрождается Феникс, потому что наука убила веру в реинкарнацию и перерождение. Наука и трактаты, которые прописали современное поколение.

— Тебе это зачем? — произнес он, опираясь о спинку дивана и с абсолютным спокойствием замечая, что Мальвина — разговоры о ней, если быть точным — не вызывает у него прежних чувств. Ни азарта, ни ненависти, ни стимулов — ничего, что было раньше. Абсолютное спокойствие, приправленное лишь одним «тошно».