Да

– Снимем двушку в Тушино, будем жить, как на острове: на первом этаже – пункт выдачи интернет-магазина, через дорогу – «Вкусвилл», кругом – канал с покатыми берегами, а выехать можно только на трамвае. Или у речного вокзала, посередине между тремя парками. Из таких мест можно годами не выбираться и ничего не потерять.

Под окном у нас будет сирень и кривая яблоня. Она будет цвести так, что некоторыми майскими утрами из постели будет казаться, что выпал снег. Теплыми вечерами после дождя станем выходить из дома, и от сирени будет такой сильный запах, будто кто-то подушился в парилке. На балконе будем сидеть на стульях, смотреть на закат и мазать утиный паштет на поджаренный черный хлеб.

Будем счастливы, как влюбленные визажистка и зубной техник. Как это? Ну представь: в долгом страстном поцелуе он шарит языком по ее деснам и, отвалившись, глубоким шепотом говорит: «Виниры бы тебе поставить».

Когда ты совсем округлишься и не сможешь толком обуваться, будешь ложиться на кровать, как жук на спину, и я буду сам натягивать тебе носки, как малым детям натягивают варежки.

Будем работать на удаленке и сможем сидеть с ребенком по очереди. Ты будешь ночью спать в кровати, а я разложу диван в другой комнате, положу девочку рядом с собой и, пока она спит, буду читать или делать свои дела, а в нужное время – кормить ее. Только представь: уже светает. Она, не открывая глаз, поела из бутылочки, но соска выскальзывает из губ, и те непроизвольно складываются в улыбку посреди сна.

Будем вместе подстригать ногти младенцу, чтобы она во сне не расцарапала себе личико. Я буду держать ее за ножки, а ты тихонько чик-чик ножничками. Будем мыть ее в пластмассовой ванночке, которую я, наполненную, согнувшись, как горбун от тяжести, буду ставить на стол в комнате. Первые месяцы я буду по локоть опускать руки в воду и поддерживать лежащей девочке голову и спинку, пока ты будешь намыливать ладони, уши и голову, а когда она научится сидеть, я буду только придерживать ее за плечи, чтобы не опрокинулась, когда она станет, хохоча, шлепать по воде и предлагать тебе тоже следом за ней укусить за морду маленькую резиновую корову.

Когда девочка подрастет настолько, что начнет сама переворачиваться с боку на бок и, конечно, однажды впервые сама свалится с дивана, мы, само собой, все втроем разрыдаемся и будем еще три дня дуть на ушибленное место, но никогда никому и слова об этом не скажем. Это будет нашим секретом – только утаенные от всех падения и делаю семью семьей.

Только представь: за окном в желтых потемках падает мелкий снежок, на подоконнике стоит обтянутый проволочными фонариками кипарисик с чуть уже пожухлой от тепла и сухости комнаты верхушкой, а ноги даже в двух носках стынут, если слишком долго держать их на полу. Ты возвращаешься из торгового центра, а я смотрю на тебя из окна. Девочка проснулась в слезах, я взял ее на руки, и она уже сопит, уткнувшись мне в сгиб локтя, а рукой все еще по инерции скребет меня по рубашке прямо над сердцем.

Да, из торгового центра, а что я не так сказал? Будешь накупать себе вещи через интернет, спускаться в домашнем их примерить, а я буду сидеть рядом на пуфике и только иногда отодвигать сиреневую шторку, посмотреть, хорошо ли село. А потом еще и просто развеяться по магазинам. Каждый сезон будешь себе покупать какую-нибудь штучку в ЦУМе. Ну не все же у них там по тысяче долларов стоит.

Будем брать на пару часов няню, чтобы погулять вдвоем. Будем в Китай-городе летней ночью после панк-концерта сидеть на бордюре и есть фалафель. Или на террасе сетевой закусочной, я закажу газировку со вкусом горького лимона и смешаю с холодной водой один к трем, а ты возьмешь маленький ролл с курицей в лаваше – чтобы поменьше теста.

Будем, как взрослые мещане, деловито ходить по магазину для дома, нюхать ароматические баночки с деревяшками, выясняя, какая пахнет в точности как летний вечер у Минского моря, а в конце купим девочке бессмысленно дорогую игрушку, которая, одна на весь магазин, лежит для красоты в тоже почти совсем декоративной кроватке в отделе постельного белья.

В книжные будем ходить. В Москве их столько, сколько мы в жизни не видели. Иногда мы даже будем покупать книги: те, которые издали крошечным тиражом и никогда не выложат в интернет, – переиздания забытых эмигрантов, до которых есть дело только двум филологам (в Обнинске и Оклахома-сити), книжки по истории двух замечательных постановлений императорского Сената от 1893-го года, сборники стихов современных поэтов в дореволюционной орфографии.

Познакомимся с молодой школьной учительницей испанского – крашенной в смоляной черный застенчивой отличницей в старомодных платьях с воланами. Ты будешь завидовать, откуда она столько всего знает, когда прочитала столько книг (ерундовых, типа Мисимы или Эволы), и даже станешь меня ревновать, но, лапа, я люблю только тебя, я могу любить только тебя. Или, слушай, слушай, познакомимся еще с тем продавцом из «Листвы», который похож на дореволюционного поэта – к этому уже я буду ревновать, и мы будем квиты.