Да, Босс! (СИ)

Но они существовали. И с их последствиями ему придется скоро разбираться. Начиная от решения дальнейшей судьбы парфюма «Grey mouse» и заканчивая его собственной. С последней, впрочем, все было более, чем определенно.

А ещё нужно было найти новое жилье. В дом, где все дышало Евой, он больше возвращаться не собирался. Хотел попросту вычеркнуть все, что могло напоминать о ней. Отрезать одним махом этот кусок жизни, ампутировать, словно больную конечность. И ждать. Ждать, что когда-нибудь заживет, оставив уродливые следы, как напоминание о его глупости.

Видеть никого не хотелось. Но Адам знал, что если замкнется в этой боли, сосредоточившейся в куске плоти размером четырнадцать на десять, то погрязнет в ней, как в болоте, и чем дальше — тем труднее будет выбраться. На радость Фогелю. И Еве. Самое ужасное — Еве.

Он не думал, что сегодня она придет в офис. В конце концов, ее миссия здесь уже была завершена. И лучшее, что она могла теперь сделать — это исчезнуть. Лучшее и для себя, и для него.

В восемь утра он вызвал к себе Панова, чтобы дать ему распоряжения о предстоящем бракоразводном процессе. Удивительно, как Еве повезло — получила деньги от Фогеля, продав его, как Иуда Христа, и получит их вдобавок от него самого. Подумать только — он мучился угрызениями совести, что вмешал ее в этот брак, в то время, как ей это было только на руку.

Адам криво усмехнулся и налил себе очередную порцию виски, чтобы заглушить возвращавшуюся, как прилив, боль.

— Доброе утро, — поздоровался Панов, входя в кабинет. — По твоему виду не похоже, что ты что-то празднуешь, так в честь чего пьем?

— Отчего же, — протянул Левандовский, взбалтывая жидкость в бокале, — отмечаем мой развод.

— Мне кажется или ты этому не рад?

— Да я свечусь от счастья, ты что, не видишь? — Адам растянул губы в улыбке, больше похожей на оскал.

— Я начинаю подозревать, что волка в «Красной шапочке» писали с тебя, — усмехнулся Панов, садясь напротив Левандовского.

Тот никак не отреагировал, только сделал ещё один глоток.

— Ладно, как я понимаю, меня ни во что не посвятят, — пришел юрист к закономерному выводу. — Так для чего же я тебе так срочно понадобился?

— Я уже сказал — чтобы оформить развод. Как можно скорее. И избавь меня от очных ставок с ней. Ясно?

— Мне казалось, что у вас… — задумчиво глядя на Адама, осторожно начал Панов.

— Тебе казалось. — Голос Левандовского прозвучал резко, давая понять, что тема закрыта. — Можешь идти, — он махнул бокалом на дверь, но прежде, чем Юра успел выйти, в кабинете появилась Ева. Адам замер, ощущая, как сердце ускоряет бег. И не поверил собственным ушам, когда она, как ни в чем не бывало, спросила, не принести ли ему кофе.

Он встал с кресла и, опершись на стол обеими руками, наклонился вперёд.

— Кофе? — Губы изогнулись в кривой усмешке, а глаза холодно блеснули. — Дай-ка подумать… нет, я не хочу кофе. Лучше сделай мне утренний минет. Хотя я забыл… Тебе ведь за это теперь наверное не платят? — Он едко улыбнулся и добавил: — Удивлен, что ты вообще пришла. Ты ведь уже получила все, что искала, не так ли?

Он впился взглядом в ее лицо, почти желая, чтобы она соврала. Почти готовый этой лжи поверить. Пусть объяснит ему все, что он видел, хоть как-то. Пусть сделает чёрное — белым, а белое — черным. А лучше пусть убирается и позволит ему забыть, что она вообще была.

Панов двинулся к двери, но Адам сделал предупреждающий знак, приказывая ему остаться. Потому что не знал сам, до чего способен дойти с ней наедине.

— Вообще, я должен выразить тебе своё восхищение, — продолжал Левандовский, пока Ева смотрела на него испуганными глазами, но чего боялась — он понять уже не мог. Да и не хотел. — Так ловко притвориться нелепым чучелом, чтобы пролезть в мой бизнес. В мою постель. В душу, наконец! — последние слова он почти выкрикнул, сметая со стола бокал с виски, с громким звоном полетевший на пол. — Что ещё тебе здесь нужно? Посмотреть на итог своих трудов? Посмотрела? Теперь вон! — выплюнув последние слова, Адам напряжённо замер, продолжая смотреть на нее и ожидая сам не зная чего.

Ева ждала чего угодно — того, что Адам занят, что он попросит её выйти и вернуться позднее. Того, что он объяснит ей, где был этой ночью, но оказалась совершенно не готовой услышать фраз, прозвучавших с его уст. Лучше бы он её ударил. Даже тогда ей, наверное, не было бы так больно. И не было бы этого ужасающего ощущения, что ей больше никогда не удастся сделать новый вдох.

Её взгляд машинально метнулся на Панова, но Ева ничего не видела перед собой. Обстановка кабинета, лица Юрия и Адама расплывались перед глазами, которые застлало пеленой. Нелепое чучело… Адам никогда не позволял себе ничего подобного в отношении неё. Даже когда потешался над внешним видом Евы, в котором она выходила на работу в первые дни.

Она попыталась совладать с исчезнувшим дыханием, но с губ сорвался какой-то хриплый приглушённый звук, как будто она умирала и отчаянно пыталась уцепиться за ускользающую жизнь.