Да будем мы прощены

– Вот если кто захочет знать, где мы, – говорит девочка, – то увидит, что сейчас мы дома. Только я думаю, что они программу так и не инсталлировали. Или им наплевать.

– Послушайте, детки. Надеюсь, все не так плохо. Если не считать, что вы меня похитили и удерживаете против моей воли, вы с виду хорошие дети – приготовили правильную еду, волнуетесь о своих родителях и хотите, чтобы они проявляли о вас заботу, – то есть не просите чрезмерного. А что, если предложить родителям карточку «Освобождение из тюрьмы»? Предложите им свободу и попросите отдать вас в приемные семьи. Знаете, как много людей хотели бы иметь домашних – в смысле, приученных к горшку детей, белых и англоговорящих?

– Вау. Даже не думала об этом, – говорит девочка.

– Для вас может найтись милая семья, где будут следить, чтобы вы ходили в школу, делали уроки и чистили зубы.

– Может, ты нас усыновишь? – спрашивает мальчик.

Я отрицательно качаю головой.

– У меня явно стокгольмский синдром.

– Это что? – интересуется девочка.

– Потом погуглишь. У меня и без того хлопот полон рот: дети моего брата, и еще я хочу закончить книгу о Ричарде Никсоне – вы знаете, кто это был?

– Нет.

– Тридцать седьмой президент Соединенных Штатов, родился в городке Йорба-Линда, Калифорния, в доме, который его отец построил сам, своими руками. Никсон – единственный президент за всю историю США, который ушел в отставку.

– В отставку – это куда? – спрашивает мальчик.

– Это значит – бросил на полпути, – объясняет ему сестра.

– Ох, отец его наверняка взбесился, – говорит брат.

– Который сейчас час? – спрашиваю я.

– А что?

– Мне нужно занятие провести сегодня. Вы не против, если я зайду в туалет?

– Он вон там, – говорит мальчик.

– Ванна сидячая, – добавляет девочка.

Я сдвигаюсь к краю дивана и шевелю руками.

– Мне там понадобятся руки, без них трудно.

– Естественно, – отвечает девочка.

– Верно.

Мальчик подходит ко мне, пытается открыть. Возится с ключом.

– Не торопись, получится, – говорю я.

Почему-то эта ободряющая фраза его успокаивает, и через секунду наручники с меня сняты. Я иду в сторону туалета.

– У меня для вас новость, – объявляю я, выходя оттуда, искренне готовый драться, если придется. – Я ухожу. Но очень вам советую поговорить с родителями: вы заслуживаете лучшего. Хочу, чтобы вы знали: сегодня вы добились успеха, отлично меня убедили никогда больше, никогда не назначать свидания по Интернету – это небезопасно. Получилось как программа «Воспитание испугом», только для взрослых.

– Это что-то для геев, – объясняет девочка, старшая.

У меня уже не хватает запала исправлять.

– Ну, ладно, – говорю я, открывая дверь. У девочки на глазах слезы.

– Боюсь, это безнадежно, – вздыхает она.

– У вас вся жизнь впереди. В следующий раз, когда они оставят вас одних, позвоните в школу, объясните, что с вами обращаются как с младенцами, выслеживают, как потерявшихся собак. Пусть вы еще не взрослые, но у вас есть своя жизнь, и вам надо самим брать ее в руки.

– А он дело говорит, – заключает мальчик.

– Вы очень убедительны, – соглашается девочка.

– Ну, пока.

Я иду к машине, зная, что они смотрят мне вслед.

Представляю, как они переходят из комнаты в комнату, от окна к окну, смотрят, как я прохожу по продуманному ландшафту двора, топча идеально подстриженную траву, от которой воняет благополучием и аккуратным использованием пестицидов. Середина дня, середина недели и, если не считать процветающих растений, никаких признаков жизни.

Я уезжаю, думая, что они могли всерьез со мной разобраться. Могли связать, приковать к батарее – были там батареи? – или держать в подвале в порядке научного эксперимента. Могли распилить бензопилой на части и сложить в неиспользуемый лишний морозильник. Если они о родителях говорили правду, меня бы не нашли никогда, и уж точно до Четвертого июля. У меня голова идет кругом. Я побывал в заложниках, я – интернет-идиот, я – умственная развалина.

Что-то дрожит на ходу. Я думаю, что дело в машине, но останавливаюсь на красный, смотрю вниз – это у меня ноги трясутся.

Еду прямо в университет. Секретарша факультета смотрит на меня с тревогой:

– Вы, надеюсь, получили мое сообщение?

Я понятия не имею, о чем это она.

– Про ваш сегодняшний ленч. Получили?

Меня начинает пробирать пот.

– Я сегодня еще не ел.

Чувствую, как лезет обратно из глотки вишня.

– У вас был запланирован ежегодный ленч с доктором Шварцем.

Я начисто забыл.

– У него произошла неприятность, я вам оставила сообщение на домашнем телефоне. Профессор Шварц сегодня на завтраке с преподавателями сломал зуб, и, похоже, ему нужно будет пломбировать канал. Он все же хочет вас увидеть лучше рано, чем поздно, поэтому я переназначила на завтра – в полдень.

– Буду, – отвечаю я.