Да будет праздник

И потом, если говорить начистоту, эти стихи не были полностью его творением. Он на свой манер, “огрубив”, переиначил стихотворение ливанского поэта Халиля Джибрана, которое выучил наизусть в шестнадцать лет, на зимних каникулах, чтобы завоевать официантку из паба на горнолыжном курорте.

“Я все испортил”.

Он видел, как она аплодировала, но что из того, похлопать можно всякому.

“А завтра этот ублюдок Тремальи в “Мессаджеро” обвинит меня в плагиате. Они сопоставят стихотворение Джебрана с моим”.

Прежде чем возвращаться к Ларите, необходимо было что-то выпить и успокоиться. Фабрицио подошел к тележке с крепкими напитками и попросил себе двойной “Джим Бим”.

На сцене Саса Кьятти разливался соловьем, рассказывая о капиталах, которые потратил на то, чтобы привести в порядок виллу Ада. Толпа каждые две минуты отвечала ему аплодисментами.

– Фабрицио… Фабрицио…

Он обернулся, уверенный, что это Ларита, но вместо того обнаружил у себя перед носом Кристину Лотто.

* * *

Тридцатишестилетняя Кристина Лотто была замужем за Этторе Джелати, владельцем концерна по производству минеральной воды и нескольких фармацевтических компаний, разбросанных по разным уголкам земного шара. У них было двое детей-подростков, Самуэль и Ифиджения, обучавшиеся в колледже в Швейцарии.

Кристина вела передачу по рукоделию на одном из спутниковых каналов. Она учила делать из собранных на пляже палочек оригинальные подставки под горячее и вязать крючком разноцветные чехлы на сиденье унитаза.

Она была ширококостная блондинка с длинными стройными ногами и упругими мячиками веснушчатых грудей. Лицо девушки из хорошей семьи, воспитанной в монастырском пансионе. Высокие, усыпанные веснушками скулы, голубые глаза и прямые как пакля золотистые волосы. Тонкие, почти отсутствующие губы и острый подбородок.

Хорошо сложенная, Кристина, несомненно, была привлекательной женщиной. Одетая в неизменную юбку и свитерок из ангоры, с ниткой жемчуга на шее, она говорила жалобным голоском, совершенно лишенным чувственности. Она была аппетитна, как лист латука без приправы. Это не мешало Чибе спать с нею пару раз в месяц. Эта история тянулась уже два года. Причины? Они были неясны и ему самому. Несомненно, играл роль тот факт, что она жена человека, который считает себя властелином мира. Инфантильную мысль о том, что, пока предприниматель разбивается в лепешку, чтобы стать самым богатым человеком в Италии, он трахает его жену, Фабрицио находил одновременно пикантной и забавной. Ему нравилось, когда Кристина после совокупления клала голову ему на грудь и рассказывала о том, какой надутый гусь синьор Джелати с его увлечением планерным спортом и претензиями на аристократизм. Или когда Кристина не без иронии принималась рассказывать о полном обид и разочарований существовании в тени бесчувственного себялюбца. Он узнавал от нее самые отвратительные подробности, которые превращали этого властелина мира в жалкое ничтожество.

Был еще один аспект, который не следовало недооценивать. Свою квартиру на виа Меченате Фабрицио содержал в полнейшем беспорядке, питаясь исключительно в ресторанах. Семья Джелати же владела аттиком над пьяцца Навона площадью пятьсот квадратных метров с беломраморной уборной, больше походившей на Алтарь Мира, и гигантским холодильным шкафом, битком набитым свежайшими устрицами, иберийским хамоном и прочими деликатесами со всех концов света. Кристина вечно скучала в одиночестве, и Фабрицио отправлялся к ней, когда хотел немного расслабиться. Он погружался в бассейн с подогревом, смотрел футбол на экране домашнего кинотеатра и наслаждался кулинарными изысками любовницы.

* * *

– Кристина? – удивленно поднял брови Чиба. До сих пор она ни разу не заговаривала с ним на людях.

Она старательно избегала этого, страшась одной мысли о том, что кто-то их заметит вместе. Гнев властелина мира, узнай он об их связи, мог быть неистов и разрушителен, как гнев вавилонского бога.

По случаю приема Кристина была в черном платье-футляре с глубоким, до ягодиц, вырезом на спине и в шляпке с вуалью. У нее был смятенный вид.

– Фабрицио! Нам надо поговорить…

Тошнота подкатила к горлу писателя.

– Что такое?

– Это очень серьезно…

35

Пианист наигрывал мелодию из фильма “Из Африки”. Саса Кьятти со сцены попросил у публики минуту внимания.

– Прошу вас, аплодисменты Корману Салливану…

Две чернокожие фотомодели поднялись на сцену, поддерживая под локти старого охотника.

Сильвиетта отставила поднос с тартинками с красной рыбой и захлопала в ладоши вместе с гостями.

“Может быть, это далай-лама”.