Да будет Воля Твоя

Бежать некуда. За камнями Радомга. Не велика речка, не Хопер с Медведицей, ни тем более Дон — Батюшка, а, сразу не перепрыгнешь. Берега здесь высокие. Вслед за Чернушкой неспешно потянулось все стадо. Даже бык Степа, настоящий господин рогатого гарема, важно подтянулся ближе. Верная и надежная Лохматка лежала рядом. Она подняла голову, осмотрела стадо. Зевнула, и опять опустила башку на лапы. Никакого беспорядка не заметила. А у нее на него чутье. Бардака терпеть не могла. Даром, что собака. Все понимает, только говорить, пока, не научилась. Пастух по ее примеру, также хотел опустить голову, и подремать малость. До обеда было еще далеко, и гнать гурт на стан, где хозяйки начнут доить своих коров, было еще рано.

Василий вдруг замер, и открыл рот. Его седые волосы сами собой вздыбились, и приподняли старенькую армейскую панаму, которую много лет назад привез из армии племяш. Тот успел послужить на южной границе незадолго до развала СССР. И было отчего ему прийти в полное изумление и замешательство. У Чернушки исчезла голова, которую она склонила до самой земли.

Но, самое удивительное, это ей не мешало двигаться вперед. Потом исчезла половина туловища. Затем он видел лишь заднюю часть.

Которую в одном фильме совсем не лектор, а горе-укротитель изобразил на листе бумаги в виде окорока. Меж тем, хвост Чернушки бодро мотался из стороны в сторону, показывая, что строптивая корова чувствует себя очень даже замечательно даже с половиной видимого отсюда тулова. Она сыта и довольна всей своей коровьей жизнью. Ее уже давно пора по примеру народа Индии считать святой, и отливать из чистого золота памятник и высекать из мрамора постамент. Василий хотел было крикнуть совсем даже не литературно, а по нашему, по простому — куда же тебя, тра- та- та — та, такую — сякую, немазаную — сухую понесло!

Бип- бип- бип- бип! В таком ключе до самого обеда без передыху.

Что б, значит, скотина в разумление пришла. Так ведь, с давних пор принято. Вот хозяйки порой, почему свою животину ругают? Да, они с нее всякую хворь и бесовщину сгоняют! А, то прицепится в луговине болотник, и почнет мучить в стойле корову. Здоровья лишать. А этого нечистого особыми словами отчитаешь, так он сразу, словно клоп отваливается. Не терпит низкий дух этого.

По примеру четвероногой блудницы за ней потянулось все стадо, и безследно исчезало между камней. Лишь временами беззвучно, словно тончайшая пленочка, колыхалась и отсвечивала на солнце.

За старшими рогатыми послушно прошли телята и овцы с козами.

Вот уже перед Сварог — камнем и Велес — камнем никого не было.

Лишь примятая и потравленная трава в характерных шлепках дармового органического удобрения для природы, напоминала, что еще недавно здесь находилось стадо. Было и сгинуло. Будто корова всю живность языком слизала. Длинным хвостом вмиг смахнула, будто надоедливого овода или другое мерзкое насекомое самого паразитного свойства.

Пораженный необычной картиной Василий пытался что — то сказать, но кроме нечленораздельных звуков из глотки ничего не вылетало. Наверное, на таком примитивном языке общались между собой мартышки и прочие приматы, что жрали бананы в Африке.

Мозг закипал от этой необычной картины. За спиной уже появился Кондратий, который с гнусной ухмылкой собирался, что есть силы хватить несчастного хуторского пастуха, примерного работника и мужа, своей сучкастой дубиной. Впереди же, во весь рост нарисовался и ухмылялся собственной персоной Кердык. У его ног крутился наглый Песец и показывал острые зубы. Вдали маячило Горе — Злосчастие с драными котомками. Похоже, эти злыдни брали бедного хуторянина в кольцо, и выскользнуть из него он уже не мог. А воображение рисовало жуткую картину скорой кровавой расправы хуторских баб над ним посередь майдана.

Несчастным горе — ковбоем, пастухом и пастырем в одном лице, который умудрился средь белого дня, укокошить, незнамо каким способом, целое хуторское стадо. Василий уже слышал бабий надсадный вой, ор и рев. И весь бабий визг перекрывал, надсадный полный горя и тоски, вопль растрепанной Окульки.

— Убил! Погубил лиходей, злодей и тать мою Чернушку!!! Горе, мне какое!! Осиротил мя! Пустите меня бабы, отведать Васькиного мяса! Живьем буду есть басурмана! — Пастух так ярко представил себе картину расправы над ним, что содрогнулся. Похоже, хуторской майдан впервые за всю свою историю, станет местом кровавой расправы. По своему драматизму эпические полотна — «Утро стрелецкой казни», «Смерть коммуниста», «Допрос Жанны Дарк святой инквизицией» и «Атака камикадзе» занимали последние строчки в рейтинге. Первое место заняла лютая месть хуторских баб Василию за своих коров.

— Господи! Да что же это такое делается!? — бормотал Василий и растерянно оглядывался вокруг, — Вот только что тута паслись! Утекли заразы! Сквозь землю провались заразы! Чур, меня! Оброни, Господи!

— Лохмушка, встревоженная таким неадекватным поведением хозяина, встала на лапы и внимательно посмотрела на пастуха.

Мол, ты чего волну гонишь? Да, сыщем твоих коров, нашел проблему. Первый раз, что ли такое бывает?