Да будет воля Твоя

Казалось, пастор был разочарован, и его улыбка как-то жалко съежилась, словно он впервые обнаружил, что его должность обладает очень ограниченной властью.

— Ладно, понимаю… У тебя дома все в порядке?

Какой странный вопрос, удивился Райли.

— Да, все. А у вас?

Пастор, похоже, смутился еще больше.

— Ну да… Послушай… если однажды тебе что-то понадобится, помощь или… ну, не знаю, захочется просто поговорить, моя дверь всегда открыта. Я знаю, ты лютеранского вероисповедания, но, пойми, церковь едина, и иногда проще довериться кому-то не из прихода твоих родителей…

Говоря это, пастор покраснел так, словно ему стало стыдно, а Райли подумал, что у него есть все основания краснеть от такой речи, достойной плохого зазывалы. Нехорошо пытаться украсть приверженцев у другой церкви, особенно служителю Господа! Райли порадовался, что не сел к нему в машину, он сомневался, что действительно может ему доверять.

— Послушай, я говорю это тебе вовсе не для того, чтобы ты стал методистом, — тотчас поправился Алецца, — а только ради того, чтобы ты чувствовал себя свободным. Чтобы знал, что решение существует.

Решение. «Для чего?» — спросил себя Райли.

Выражение и тон пастора изменились, он внезапно посерьезнел и стал выглядеть более уверенно.

— Я знаю, что все не просто, там, наверху, на ферме, каждый день.

Он на удивление пристально смотрел на Райли. В нем произошла какая-то перемена, его взгляд стал бездонным, почти гипнотическим, и мальчик прочел в нем намек на печаль, сменившийся глубоким унынием.

— Я знаю, на что способен твой отец, — почти беззвучно проговорил пастор.

Неожиданно их окружила тишина, ветер внезапно стих, и даже птицы, редкие для того времени, смолкли. Все дышало спокойствием и вниманием. Мужчина и мальчик не мигая смотрели друг на друга.

— Помни, что ты не один, — повторил Алецца.

Райли медленно кивнул, не понимая толком, куда клонит пастор. А пастор посмотрел вниз, на дорогу, потом на город вдалеке и снова устремил взгляд на Райли.

— Ты уверен, что не хочешь, чтобы я подвез тебя? Меня это не затруднит.

— Я пойду пешком. Так оно лучше.

— Хорошо. Надеюсь, ты меня понял?

— Думаю, что да.

— И то же самое относится к твоей маме, ты можешь ей об этом сказать, если захочешь.

— Ладно.

— Можешь приходить ко мне в любое время.

— Договорились.

— И не бойся, это не будет иметь никаких последствий со стороны того, о ком ты знаешь, — уточнил он, устремляя указательный палец в небо. — Ты можешь оставаться лютеранином и иметь друга методиста.

Алецца подмигнул мальчику и, широко улыбнувшись, помахал на прощанье рукой. Райли стоял и смотрел, как тот уезжает, и не двигался с места до тех пор, пока машина не исчезла на другом берегу ручья.

Еще несколько минут мальчик стоял неподвижно. Больше всего в этой встрече его беспокоила собственная неспособность понять, должен ли он бежать от этого человека или, напротив, броситься ему на шею.

* * *

Вот уже несколько лет как Йон Петерсен разговаривал сам с собой. Иногда он спокойно сидел в своем углу, погрузившись в мысли, недоступные простым смертным, и через какое-то время принимался бормотать слова, часто целые фразы, а потом начинал вести диалог с самим собой и окружавшими его призраками. Такое его состояние внушало еще больший страх, равно как и его способность решительно перемещаться, не издавая при этом ни малейшего звука. Райли считал, что в нем таилось нечто сверхъестественное. Но с тех пор, как Йон раскроил голову Купера тяжелым молотом, мальчик смотрел на него совершенно иными глазами. Он, в сущности, перестал быть для него отцом, он стал властью. Угрозой. И теперь Райли каждую минуту был настороже, даже когда отец казался спокойным.

После того, как грязевой поток вскрыл отцовский некрополь, Райли заметил, что в отце произошла какая-то перемена. Долгое время Йон был сосредоточен только на самом себе и даже хранил спокойствие. Это не мешало ему кричать на жену и беспричинно щипать за уши проходящего мимо сына, но в остальном он пребывал в совершенно безмятежном настроении. И это очень беспокоило всех членов семьи.