Да будет воля Твоя

Носком сапога Джарвис пнул дверь, и та со скрипом, похожим на хохот ведьмы, отворилась. Вжав голову в плечи, чтобы не задеть притолоку новым стетсоном, он вошел, и тотчас его оглушила гулкая серенада мух, роившихся внутри. Он взял за привычку никогда сразу не снимать шляпу в присутствии мертвеца, кроме тех редких случаев, когда хотел отдать дань уважения кому-то очень порядочному. Джарвис считал, что человек не должен воздавать почести покойнику, когда смерть еще находится у изголовья своей жертвы. А судя по тому, что ему известно, труп на ферме еще теплый, Костлявая вряд ли успела далеко уйти, и если бы Джарвис с ней повстречался, он бы не упустил возможности высказать ей все, что он о ней думал, так что, понятное дело, он не намеревался быть особенно вежливым.

В комнате царил беспорядок, но Джарвис догадался, что это обычное состояние жилища Петерсенов, ошибиться он не мог, разве что табурет перед дровяной печью был перевернут. Пространством владели грязь, пыль и дурной запах, и шерифу пришлось изрядно сосредоточиться, чтобы не задерживаться на таких подробностях.

Йон Петерсен лежал в центре, вытянувшись на спине, откинув голову назад, веки полуоткрыты, сухие губы разомкнуты, струйка слюны, смешанная с кровью, словно щупальце, сползала на исцарапанный пол. Сомнений нет, он мертв, Джарвису даже не пришлось наклоняться, чтобы пощупать пульс, он знал, что никто не смог бы замереть в такой странной позе, если в теле еще присутствовал намек на жизнь. Алхимия смерти. Неведомая доза напряжения, застывшего в то самое мгновение, когда Костлявая схватила свою жертву, и небывалое расслабление мышц. По собственному опыту Джарвис знал, такое часто происходило в случаях насильственной смерти, когда устанавливалось некое загадочное равновесие между общей инертной массой и частичками тела, судорожно сжавшимися от ужаса или необъяснимого нервного ожога, обездвиживавшего руку с двумя вытянутыми вперед пальцами; а еще на лице могла появиться гримаса ужаса, в то время как остальное тело оставалось расслабленным, будто погруженным в самый глубокий сон.

Йон умер, раскинув руки, словно требуя объяснить, что с ним случилось, словно в этот миг он хотел знать, почему старуха с косой, перерезавшая нити его жизни, выбрала именно его.

Один Бог знал, почему его.

Бог и убийца Йона.

Ибо затылок и шея Йона Петерсена синели ярче, чем цветок лаванды под летним солнцем, кожа разодрана, обнажившаяся плоть вываливалась из разрывов, словно рубленое мясо из прохудившейся упаковки из парафиновой бумаги. Тот, кто свернул голову Йону Петерсену, сделал это с немыслимой яростью, с ненавистью. Он не намеревался причинить ему зло, нет, он хотел его убить, просто убить. Нужно ли обладать особой силой, чтобы достичь цели? Чтобы разбить ему затылок и свернуть башку? Возможно, Джарвис и не знаток в этом вопросе, но он уже успел навидаться и наслушаться того, о чем не пишут в учебниках для полицейских: о женщинах, способных ради освобождения ребенка на любой поступок, требующий недюжинной силы, о мужчинах, сумевших выжить после смертельных ран единственно благодаря силе воли. Когда следовало определить, что достоверно, а что нет, Джарвис доверял только своему разуму.

Удивительней всего ему показался размер мух, садившихся на Йона Петерсена: этот тип привлекал насекомых во много раз больших, чем земляника «Маэ Голдинг», хотя она считалась самой крупной земляникой в округе, а может, даже и во всем штате. Джарвис никогда не видел таких мух. Они казались совершенно особенными, специально выращенными для этой смерти, можно было подумать, что плоть Йона столь жестка, что обычное насекомое не могло ни отложить в нее яйца, ни напитаться ею. Для истребления существа исключительного требовались столь же исключительные создания, соразмерные его гнусной натуре.

Джарвис обошел комнату, непостижимый хаос затруднял любую попытку понять, что здесь произошло, однако он отметил, что задняя дверь приоткрыта. Он толкнул ее и обозрел открывшуюся перед ним картину: огород, заросший сорняками, разломанную ограду свинарника, пологий склон, расстилавшийся на сотни метров в сторону засушливого леса, и услышал спокойное кудахтанье кур. Если Мейпл Дженкинс приехала сюда добровольно, как утверждал маленький Райли, и если предположить, что она убежала, он готов держать пари, что она со всех ног помчалась через пустырь в этом направлении, чтобы добраться до тропы Флет Стоун, оттуда до дороги, а затем и до города.