Да, был

— Это еще вопрос, — многозначительно сказал Перерва. — Может стать, и не расстреляют. Русин говорил: «Пленные нынче на вес золота…» А вы если беспокоитесь, по-товарищески сделайте. — Перерва хитро взглянул на собеседника, — перед тем, как бежать, свяжите нас, дескать, сопротивлялись мы…

— Ну и гад ты, — не вытерпел Вальц.

Узнав результаты разговора, друзья решили: присматривать за Перервой и его приятелями.

Наступил май, мокрый, капризный. Как-то Фаина знаками поманила Русина и возбужденно зашептала:

— Только сейчас Зепп звонил по телефону. В ту субботу женится на дочери посла при Франко… Зовет на свадьбу. Поедут и Фриц и фрау. Дома никого не останется…

У Русина замерло сердце: неужели только десять дней и… — его охватило знакомое чувство, как перед атакой: готовишься к ней и нервничаешь, а прозвучало: «вперед!» — вспрыгнул на бруствер, и все тебе безразлично, ничего не страшно. Вперед! Вперед!..

НАЛЕТ НА АЛЬБАХ

Побег был назначен на двадцать пятое мая.

Шестнадцатого, как всегда, после сигнала «подъем» в «блок» вошел Иохим. На этот раз он угрюмо проговорил: «выходите» и, помахивая резиновой дубинкой, стал в дверях.

Это было новостью. Раньше он никогда не пользовался дубинкой. От узников не ускользнули синяя повязка со свастикой в белом круге на левой руке одноглазого стража, чего тоже не бывало, и новенькая пистолетная кобура на широком поясном ремне.

Пленные тревожно переглянулись. В сердца посвященных в тайну заговора запало страшное: предательство? Измена? Сейчас Иохим начнет обыск, под первым же матрацем обнаружит «цивильный» костюм, обрезки труб, и… начнется допрос, пытка, расстрел.

Открыв тяжелую калитку, Иохим стал у порога и, громко отсчитывая военнопленных, попарно выпускал их во двор.

К ужасу узников, во дворе мелькали ненавистные эсэсовские мундиры… Зловещие фигуры маячили у ворот, у дверей механического цеха, кузницы, сарая, где в последние дни работали плотники и маляры, под навесом. В центре двора стояли три шарфюрера. — Ну вот, сейчас начнется! — шепнул Нечаев.

К строю военнопленных подошел Фридрих, по списку вызвал работающих в кузнице, довел их до нее, впустив по счету, возвратился. Затем он выкликнул закрепленных за механическим цехом, поставил попарно и скомандовал:

— Марш!

Как только пленных развели по рабочим местам, распахнулись ворота. Гуськом вошли вольнонаемные рабочие. Эсэсовцы ощупывали карманы мужчин, шарили з кошелках у женщин, разворачивали свертки с завтраком. Одним из последних пришел дядюшка Ганс.

Он хмуро взглянул на Русина и, как никогда, грубо сказал:

— Ну-ка, пошевеливайтесь!

Русин терялся в догадках.

Он подтащил лист железа и с грохотом бросил на стол.

Дядюшка Ганс разложил лекала, склонившись, начал обводить их ножкой кронциркуля и раздраженно зашептал:

— Блашке ждет господина Альберта Шпеера и кого-то из высших чинов СС. Альберт Шпеер большая сволочь, неплохой архитектор, стал отъявленным наци, министром вооружения и боеприпасов…

…Шпеер, в сопровождении готового лопнуть от самодовольства группенфюрера СС Зеппа Блашке и десятка менее чиновных особ, прибыл к полудню. Слушая объяснения старого Блашке, одетого в синий костюм со значком члена партии на лацкане, он обошел мастерские, побывал у маляров, осмотрел запасы сырья и после краткой беседы в конторе уехал. Следом за ним укатили эсэсовцы. Моментально подобрел Иохим. Разгладились морщины на лбу дядюшки Ганса.

Во время обеденного перерыва Фриц Блашке созвал рабочих в контору. Дядюшка Ганс возвратился злым.

— Не понимаю, — сердито сплевывая, сказал он, — что хочет, то и делает… Приказал работать до двенадцати ночи. Попробуй, возрази… Угрожал уволить всех и перейти на труд военнопленных…

…Часов в десять разразилась гроза. Весенняя, быстрая, она отбушевала и умчалась на север. Синее небо усеяли яркие, омытые дождем, звезды. Неожиданно в воздухе завыли самолетные моторы. Высоко над Альбахом. одно за другим, пролетели три звена истребителей. Вдруг сильный толчок тряхнул землю и на востоке взвился столб пламени. На дворе стало светло, как днем. Раздался взрыв. Дядюшка Ганс вышел из-под навеса и вскинул голову:

— Ого-го!

С земли, навстречу невидимому врагу, в небо впились десятка полтора прожекторных лучей. Стремясь обнаружить противника, они шарили по звездному бархату, сталкивались, перекрещивались, вычерчивали замысловатые геометрические фигуры.

— Налет… воздушный бой, — глухо сказал Русин, наблюдая за небом, и с замиранием сердца вслушивался в тревожные звуки.

Дядюшка Ганс с сокрушением качал головой.

— Ай-яй-яй! Бомбят железнодорожную станцию. Она забита эшелонами. А это… это… по авиационному заводу. Эге! Как бы к нам не добрались.

Рабочие и военнопленные выскочили во двор и наблюдали за лучами прожекторов. На крыльце появился старый Фриц. Зевая и почесывая волосатую грудь, он зычно закричал:

— Все по местам! Всем продолжать работу! Бомбят военные объекты, нас не касается…

Двор опустел. Русин, Старко, Иберидзе, Вальц и человек пять пленных, стоя под навесом, продолжали любоваться воздушным сражением.