Да, были люди в иное время!

Разрезал веревки, связывающие мои руки, используя саблю Игнатьева. Затем, не теряя ни минуты, отыскал в комнате обрывки веревок, которых, на мой взгляд, было излишне много, и, избавив поверженных противников от оружия, тщательно всех связал, затолкав молодым офицерам в рот кляпы из каких-то рядом валявшихся вонючих тряпок – портянки что ли нестираные кто-то здесь забыл? Хорошо, уже лучше – вот и чувство юмора стало пробиваться постепенно сквозь все еще резкую пульсирующую боль полученных в неравной драке ран, синяков и ссадин. Для надежности каждого привязал к отдельному креслу, теперь даже при большом желании, самостоятельно подняться с пола они не смогут.

С Игнатьевым проделал те же до предела заботливые операции, жестко и крайне жестоко привязал к обратной стороне дивана, не забыв затолкать в рот самый мерзкий кляп-тряпку.

Затем тихо, крадучись, вышел в темный коридор, прислушался, пытался выяснить есть ли у Игнатьева наружная охрана. Везде было тихо. Осторожно ступая, пробрался к входной двери. Плавно отодвинув засов. Медленно, все время, ожидая предательского скрипа, потянул входную дверь на себя, впуская в помещение ночную прохладу. Выйдя на крыльцо, снова прислушался – абсолютная тишина. С облегчением медленно вздохнул полной грудью, пытаясь выявить по болезненным ощущениям возможные травмы грудной клетки – все нормально, это тоже, как и тишина ночной прохлады, радует. Тошноты не чувствую, значит и мозги не сотряслись от подлых вражеских ударов. И это тоже замечательно. Куда ни посмотри – все складывается в мою пользу и способствует успешному разрешению проблемы. Что ж, Генрих, – сказал я себе мысленно, – вперед! Можно уверенно действовать дальше, но обязательно, ни при каких обстоятельствах больше не терять осторожность – хороший урок мне преподали подлецы в военных мундирах.

Обошел немаленький двор, заглянул во все помещения. В конюшне обнаружил три оседланные лошади, мирно жующие овес из торб, одетых на морды. Оглядел по периметру территорию подворья, никого не обнаружил. Потом по ступенькам поднялся на невысокую стену, ограждающую дом. Куда ни глянь – темень непроглядная, ни одного огонька. Значит, от Константинополя мы удалились довольно далеко. Спустившись со стены, повторно обследовал все строения – на сегодня сюрпризов достаточно. Все спокойно, других обитателей не обнаружил.

Затем вернулся в дом для тщательного осмотра. Дом, скажу я вам, больше похож на просторную загородную виллу зажиточного человека, о чем свидетельствовало качество имеющейся мебели и дорогое убранство комнат. Ковры, шторы и портьеры, все стоит немалых денег. Посуда на кухне тоже дорогая. Я обратил внимание, что дом какой-то нежилой, в нем очень редко бывают обитатели, толстый слой пыли на мебельных чехлах подтверждали мои предположения. Странно, такой богатый дом, вдалеке от столицы, и до сих пор не разграблен. Обнаружил вход в подвал. Подсвечивая себе керосиновой лампой, увидел совершенно пустое помещение с одной большой рассохшейся бочкой, в которой, по всей видимости, когда-то хранилось вино или вода. Съестных припасов не наблюдалось. Да, подвал, как нельзя лучше подходил для предстоящей беседы с Игнатьевым. То, что он будет упорствовать, я не сомневался, и мне доведется побуждать его к общению самым непопулярным способом. Крики в ночной тишине разносятся на большое расстояние, а мне свое присутствие здесь обозначать не надо.

Перенеся в подвал Игнатьева, сделал для себя открытие: я не знаю его отчество. За время учебы я пользовался его именем Андрей и фамилией, каких-либо товарищеских отношений мы не поддерживали. Однажды Игнатьев пытался уличить меня во лжи в ходе решения учебной задачи, но сам сел в лужу.

Пока Андрей пребывал без сознания, избавил его от формы и нижнего белья, явив на свет соученика в первородном виде. Мне мой наставник Прохор говорил, что сподручней спрашивать голых людей, они себя не так уверенно чувствуют, и становятся сговорчивей. Я не поленился, поднялся в гостиную, еще раз проверил пленников. Разыскал свою саблю, револьвер и артиллерийскую сумку, в которой носил карту, несколько карандашей и толстую тетрадь. Приготовился, так сказать, для фиксации информации, которую мне сообщит Игнатьевым. После попаданий кулаков по голове, она все еще побаливала, и я боялся что-то упустить.

– Теперь давай, Андрей, поговорим, – предложил я Игнатьеву, приведя его в сознание. – Как ты меня нашел? Зачем я тебе понадобился? Кто знает о моем существовании? И когда здесь могут появиться гости? Чье вообще задание ты выполняешь, на кого работаешь, сволочь?