Да что вы знаете о настоящих принцессах?

Молодой граф Динтон скривился, открыл глаза и все-таки плеснул ещё коньяка на дно бокала. Отец никогда не думал о семье. Никогда! Только о себе. Даже из жизни умудрился уйти так, чтобы причинить как можно больше хлопот. И разбираться с последствиями, как обычно, пришлось старшему сыну. Но в этот раз папенька переплюнул самого себя. Подкинул напоследок такую задачку, что Чарльз просто не представлял, как бы он справился без помощи лорда-наблюдателя. Хоть в этом повезло. Повезло ли? После смерти отца граф Черри столь часто наведывался в их особняк, что впору было говорить о его переезде. Подготовка к похоронам сопровождалась бесконечными допросами, опросами и обысками. Стоило отдать должное, последние делались чрезвычайно бережно и аккуратно. Право слово, генеральная уборка под предводительством сестер и то доставляла больше хлопот обитателям особняка, чем обыск под патронажем лорда-наблюдателя.

В памяти закружились обрывки воспоминаний, а стеллажи с книгами закружились перед глазами. Чарльз неприязненно покосился на зажатый в руках бокал и зло шваркнул его об пол. Жалобный звон тонкого стекла. Брызги осколков и коньяка на паркете. Полки и книги кружиться не перестали, но хоть воспоминания юркнули в дальний угол памяти и затаились там до поры.

Отца хоронили на лидонском Кладбище Вечного Покоя. Вывезти тело в поместье было затруднительно, тем более что им просто-напросто запретили выезжать из города до окончания расследования. Может, и к лучшему. Отцу было бы лестно осознавать, что его тело возлежит на одном акре с телами представителей королевской семьи. Полтора десятка лет назад именно на этом кладбище нашли покой старший сын герцогини Нортенгской и его молодая супруга.

Широкие аллеи, сходящиеся в центре у часовни. Высокие стройные деревья, так густо переплетающие свои кроны, что даже в самый солнечный день на кладбище сумрачно. Каменные надгробия. И величественные, и очень простые. Тишина. Густая. Вязкая. Она ловит все звуки, глушит их, не дает разлетаться далеко.

Множество людей, пришедших проститься. Лица. Знакомые и не слишком. Подходили, с одинаковым выражением говорили одинаковые слова. И чета Госипов, и граф Морнингтон, и герцогиня Нортенгская. Даже Огэст прибыл выразить свои соболезнования родным и возложить белоснежный махровый цветок на черную лакированную крышку гроба. Чарльз ярче всего помнил именно черное, покрытое лаком дерево и белые хризантемы на нем.

Да, отец определенно был бы доволен.

Чарльз с тоской посмотрел на бутылку. Бокал он неосмотрительно разбил, нужно было тянуться за новым. Молодой человек попытался решить, стоит ли тянуть руку или следующий глоток он вполне может сделать и из бутылки. Он так и не успел выбрать, дверь открылась, и в библиотеку скользнула Селия. За ней маленькой зеленой тенью следовала мисс Грин.

— Чарльз? — окликнула Селия молодого человека, растерянно оглядывая комнату, развалившегося в кресле хозяина и осколки на полу.

— Проходите, располагайтесь! — радушно и пьяно воскликнул Чарльз широко поводя рукой, но не предпринимая ни малейшей попытки подняться.

— Тётушка волнуется, и, признаться, я — тоже. Ты не показывался с самого завтрака, а сейчас время ужина.

— Моя персона не стоит волнений! Право слово, мне жаль, что вы переживали. Не стоило. Не из-за меня…

Селия вздохнула, еще раз оглядела библиотеку, задержала взгляд на бутылке. Нахмурилась. Затем вскинула голову и звонко заговорила:

— Безусловно, у нас и без тебя есть поводы поволноваться! У твоего отца был сложный характер, но я понимаю, что это твой отец и ты скорбишь. Вспомни только, что ты не один! Все горюют. Теодора отправили в поместье, а ты даже не вышел его проводить! Кити так и не пришла в себя! Лизи бродит по дому как призрак, с момента трагедии с сестрой я и пары слов от неё не услышала! Леди Анна забыла, когда спала и ела в последний раз. То, что случилось с твоим отцом, безусловно — горе, но не отдаляйся от семьи! В Динтонах меня всегда, с самого первого визита к вам, восхищало ваше единство. Лишь твой отец стоял особняком, все остальные — всегда вместе. Вы настоящая семья! Вспомни это! Но как бы граф ни отдалялся от вас, видно, что он тоже переживал. Кто знает, возможно, именно волнение за дочь привело его к сердечному приступу.

На протяжении всей этой пламенной речи Чарльз смотрел в окно, пробегал взглядом по верхним полкам книжных стеллажей, разглядывал осколки на полу, словом, глядел куда угодно, но только не на Селию. На последних же словах девушки он дернулся, хрюкнул, на мгновение затих, а потом буквально сложился пополам от приступа гомерического хохота.

— Волновался! Приступ! Сердечный! Так переживал! — выкрикивал Чарльз между всхлипами, звонко хлопал себя по колену и снова закатывался от смеха.