– Да, но вам ведь вряд ли захочется, чтобы вас там воспринимали как одного из враждебно настроенных, самовлюбленных, самоуверенных, недалеких околотеатральных любителей покрасоваться на публике и выпить на халяву, – язвительным тоном протянул секретарь Кабинета.
– Хотя особых проблем с этим все равно бы не было, – вставил Бернард. Очевидно, он имел в виду мои актерские способности. Вообще-то великие государственные деятели, как известно, всегда были великими актерами. Так или иначе, но церемония будет транслироваться в живом эфире, и мне ни к чему любые проявления враждебности. Даже самые незначительные.
Зато, по мнению Хамфри, они были неизбежны.
– При всем уважении к вам, господин премьер-министр, должен заметить, что входить в клетку со львами, лишив их обеденного мяса, было бы по меньшей мере неосмотрительно.
– И что вы в таком случае предлагаете?
– Добавьте им мяса. Увеличьте грант Совета по делам искусств. Подкиньте пару миллионов или что-то в этом роде…
– Пару миллионов? Фунтов стерлингов? Не слишком ли дорогим окажется обед?
Хамфри многозначительно усмехнулся.
– Это же Дорчестер!
Не самая лучшая рекомендация. Являясь одним из управляющих этой чертовой компании
– Господин премьер-министр, я всего лишь хотел заметить, что это было лучше, чем поставить «Макбет» в Номере 10.
Жалкое оправдание. Он боится открыто признать, что меня там просто ненавидят.
– Они поставили пьесу, чуть ли не полностью посвященную нападкам на нашу ядерную политику, – напомнил я ему. – Это же фарс!
– Что, политика?
– Пьеса, Хамфри, пьеса! – А ведь ему прекрасно известно, что именно я имел в виду. – Кстати, Хамфри, зачем они это сделали и почему вас это совершенно не обеспокоило?
– Потому что эта пьеса очень здоровая, господин премьер-министр.
– Здоровая? – Ничего не понятно. – При чем здесь…
– На политические пьесы сейчас практически никто не ходит. – Он откинулся на спинку стула, вальяжно закинул ногу за ногу. – Причем половина из тех, кто все-таки ходит, их не понимает. А половина из тех, кто хоть что-нибудь понимает, с ними, как правило, не согласны. Ну а семь оставшихся в любом случае проголосовали бы
Мне было по-прежнему не совсем ясно, почему же все-таки в данном случае «да» перевешивают «против».
– Но если им так уж хочется ругать меня, пусть сами за себя и платят. Но из театральной кассы.
– Господин премьер-министр, – с довольным видом возразил Хамфри, – Столько денег им никогда не заработать. По концентрации скучности и, соответственно, отсутствию интереса публики пьесы, критикующие правительство, уступают разве только…
– Только?…
– Пьесам, славословящим правительство.
Лично мне казалось, что они должны быть куда более интересными. И кроме того, почему театры считают возможным оскорблять премьер-министра и при этом рассчитывать на то, что он даст им больше денег? Впрочем, как объяснил Хамфри, для артистов это самое обычное дело.
– Скажете, неблагородно? Да, они приползают к правительству на коленях и грозят кулаками…
– И бьют меня по голове своей нищенской сумой.
– Простите, господин премьер-министр, но они не могут бить вас по голове, пока стоят на коленях, – с привычным для него пристрастием к педантизму поправил меня Бернард. – Либо вы сами должны встать на колени, либо у них должны быть необычно длинные руки. Но поскольку…
Я терпеливо ждал, молча слушая его обычную казуистическую абракадабру. Увы, это была часть той цены, которую мне время от времени приходилось платить за деловую эффективность своего главного личного секретаря. Как ни странно, но именно это навязчивое внимание к любого рода деталям и делает его, с одной стороны, чудовищно докучливым, а с другой – на редкость полезным. Когда он наконец-то закончил свою очередную тираду, я, кивнув ему головой, снова повернулся к Малькольму.
– Послушайте, а правда, что выделение денег на искусство практически не добавляет голосов избирателей?