Да помолчи уже, наконец. О чем мы говорим, когда говорим о любви

– У нас каждый понедельник контрольная, – сказала Эдит. – Но Паттерсон не вредный. Он не будет против, если заскочим выпить с ним. Да и что он может сделать? У нас на него кое-что есть. На Паттерсона.

– Сегодня мы в загуле, – сказала другая. – Но машина Эдит в ремонте.

– Если бы вы были с машиной, мы бы его навестили, – сказала Эдит. Она смотрела на меня. – Вы могли бы сказать Паттерсону, что хотите быть учителем. У вас была бы общая тема.

Я допил свое пиво. За весь день я съел пакетик арахиса и больше ничего. Трудно было слушать и разговаривать.

– Джерри, можно нам еще три? – сказала первая бармену.

– Спасибо, – сказал я.

– Вы поладите с Паттерсоном, – сказала Эдит.

– Так позвоните ему, – сказал я. Думал, что это одни разговоры.

– Не хотелось бы, – сказала она. – Он может отговориться. Появимся у него прямо перед дверью, ему придется нас впустить. – Она отпила пиво.

– Так поехали! – сказала первая. – Чего мы ждем? Где, вы сказали, ваша машина?

– Есть машина в нескольких кварталах отсюда, – сказал я. – Но не знаю.

– Так вы хотите ехать или нет? – спросила Эдит.

– Он сказал, хочет, – ответила первая. – Возьмем шестерку пива с собой.

– У меня только тридцать центов, – сказал я.

– Кому, к черту, нужны ваши деньги? – сказала Эдит. – Нам нужна ваша машина. Джерри, можно еще три пива? И полдюжины с собой.

– Ну, за Паттерсона, – сказала первая, когда подали пиво. – За Паттерсона и его коктейли.

– Он очумеет, – сказала Эдит.

– Ну, выпили, – сказала другая.

Выйдя, мы двинулись на юг, прочь из города. Я шел между двумя женщинами. Было часов десять.

– Я бы выпил сейчас баночку, – сказал я.

– Угощайтесь, – сказала Эдит.

Она открыла сумку, я запустил туда руку и выдернул из упаковки банку.

– Мы думаем, он дома, – сказала Эдит.

– Паттерсон, – сказала другая. – Наверняка не знаем. Но думаем, что да.

– Далеко нам еще? – спросила Эдит.

Я остановился, поднял банку и отпил половину.

– В следующем квартале, – сказал я. – Я живу у родителей. Там их квартира.

– Считаю, это ничего особенного, – сказала Эдит. – Но сказала бы, вы взрословаты для этого.

– Это невежливо, Эдит, – сказала другая.

– Ну уж такая я, – сказала Эдит. – Пусть привыкает, вот и все. Я такая, и все.

– Она такая, – сказала вторая женщина.

Я допил и бросил банку в траву.

– Далеко еще? – спросила Эдит.

– Мы пришли. Тут. Попробую взять ключи от машины, – сказал я.

– Ну, побыстрее, – сказала Эдит.

– Мы подождем на улице, – сказала другая.

– Черт! – сказала Эдит.

Я отпер дверь и спустился. Отец в пижаме смотрел телевизор. В квартире было тепло. Я прислонился на минуту к косяку и провел ладонью по глазам.

– Выпил пару пива, – сказал я. – Что смотришь?

– С Джоном Уэйном[14]. Хорошая картина. Садись посмотри. Мать еще не пришла.

Мать работала во вторую смену в немецком пивном ресторане «У Пауля». Отец был без работы. Когда-то трудился на лесоразработках, получил повреждение. Дали компенсацию, но она почти закончилась. Когда от меня ушла жена, я попросил у него двести долларов в долг, но он отказал. У него были слезы на глазах, когда он сказал «нет», и сказал, что надеется, я не буду на него в обиде. Я ответил, что все нормально, я не буду на него в обиде.

Я знал, что он и сейчас мне откажет. Однако сел в ногах кушетки и сказал:

– Я тут познакомился с двумя женщинами, они попросили подвезти их до дома.

– Что ты им сказал? – спросил он.

– Они ждут меня наверху.

– И пускай ждут, – сказал он. – Кто-нибудь подвернется. Не надо тебе с ними связываться. – Он покачал головой. – Ты же не показал им, где мы живем? Они правда не у нас? – Он передвинулся на кушетке и снова стал смотреть на экран. – Во всяком случае, ключи от машины забрала твоя мама. – Он кивнул замедленно и продолжал смотреть на экран.

– Ничего страшного, – сказал я. – Мне не нужна машина. Я никуда не еду.

Я встал, заглянул в переднюю – я там спал на койке. На столике у койки стояла пепельница, часы и лежали несколько старых книжек в бумажной обложке. Обычно я ложился в двенадцать, читал, пока строчки не начинали сливаться, и засыпал при свете, с книжкой в руках. В какой-то из этих книжек был сюжет, который, помню, я пересказывал жене. Там у человека кошмар, и в кошмаре ему снится, что он спит и просыпается – и видит, что за окном спальни стоит человек. Спящий не может пошевелиться от ужаса, едва дышит. Человек за окном смотрит в комнату и начинает отрывать сетку. Спящий не может пошевелиться. Он хочет закричать, но в груди нет воздуха. Тут из-за тучи выходит луна, и спящий узнает того, кто за окном. Это его ближайший друг, ближайший друг спящего, но тот, кому снится кошмар, этого человека не знает.

Когда я рассказывал это жене, у меня кровь прилила к лицу и волосы покалывали голову. Но ей было неинтересно.

– Это просто вымысел, – сказала она. – А вот когда тебя предал кто-то в твоей семье – это настоящий кошмар.

Я слышал, как они дергают входную дверь. Слышал их шаги на тротуаре над моим окном.

– Черт бы взял этого паразита, – послышался голос Эдит.