Да помолчи уже, наконец. О чем мы говорим, когда говорим о любви

– Смотрю положительно. – Он встал и подошел к окну. На фоне деревьев он видел ее отражение – она стояла позади него, чуть сбоку. – Милая, давай-ка ты в душ, и оба в постель, – сказал он.

Он постоял перед окном, глядя, как дождь хлещет по стеклу. Посмотрел на часы. Если бы работал, сейчас у них был бы обеденный перерыв. Он пошел в спальню и начал раздеваться.

В трусах вернулся в гостиную и поднял с пола книгу – «Любимые стихи американского народа». Наверное, прислали по почте из ее книжного клуба. Он обошел дом и везде погасил свет. Потом вернулся в спальню. Лег под одеяло, положил ее подушку на свою, повернул лампу на гибкой ножке так, чтобы светила на книгу. Раскрыл книгу на середине и стал просматривать стихи. Потом положил книгу на тумбочку и отвернул лампу к стене. Закурил. Заложил руки за голову и курил. Смотрел на стену перед собой. Лампа высветила все трещинки и бугорки на штукатурке. В углу под потолком висела паутина. Он слушал, как дождь шумит на крыше.

Она встала в ванне и принялась вытираться. Заметив, что он смотрит на нее, улыбнулась, повесила полотенце на плечо, сделала шажок и приняла позу.

– Как выгляжу?

– Хорошо, – сказал он.

– Ну вот, – сказала она.

– Я думал, у тебя еще… ну, это, – сказал он.

– Да.

Она закончила вытираться, бросила полотенце на пол рядом с ванной и изящно встала на него. Зеркало за спиной у нее запотело. До него донесся запах ее тела. Она повернулась и взяла коробку с полки. Потом натянула на себя пояс и заправила белую прокладку. Старалась смотреть на него, старалась улыбаться. Он погасил сигарету и снова взялся за книгу.

– Что ты читаешь? – спросила она из ванной.

– Не знаю. Ерунду, – отозвался он. Раскрыл книгу на последних страницах и стал просматривать биографии.

Она погасила свет и вышла из ванной, расчесываясь на ходу.

– Все-таки поедешь утром? – спросила она.

– Нет, наверно.

– Ну и хорошо, – сказала она. – Поспим подольше, встанем и устроим сытный завтрак.

Он протянул руку за новой сигаретой.

Она положила щетку в ящик и достала из другого ночную рубашку.

– Помнишь, когда ты мне ее купил? – спросила она.

В ответ он посмотрел на нее.

Она подошла к кровати с его стороны. Они полежали тихо, куря его сигарету, потом он кивнул, что ему довольно, и она загасила сигарету. Он протянул руку над ней, поцеловал ее в плечо и выключил лампу.

– Знаешь, – сказал он, улегшись, – что-то мне хочется уехать отсюда. Куда-нибудь в другое место.

Она придвинулась к нему и просунула ногу между его ногами. Оба лежали на боку, лицом друг к другу, почти соприкасаясь губами. Он подумал, так же ли свежо пахнет у него изо рта, как у нее.

– Просто охота уехать, – сказал он. – Мы тут долго прожили. Хочется домой, повидать родных. Или уехать в Орегон. Там хорошие места.

– Раз тебе так хочется, – сказала она.

– Пожалуй. Хороших мест много.

Она чуть подвинулась, взяла его руку и положила себе на грудь. Поцеловала его, открыв губы, и другой рукой потянула его голову вниз. Медленно подвинулась кверху в постели и мягко притянула его голову к своей груди. Он взял губами сосок и стал лизать. Пытался думать, сильно ли любит ее и любит ли. Он слышал ее дыхание – и дождь слышал. Так они лежали.

– Если тебе не хочется, я не обижусь, – сказала она.

– Не в том дело, – сказал он, не понимая, что хотел этим сказать.

Поняв, что она уснула, он отпустил ее и повернулся на другой бок. Попытался думать о Рино. Мысленно увидеть щель автомата, услышать стук игральных кубиков, представить себе, как они катятся по сукну. Услышать звук шарика на ярко освещенном колесе рулетки. Пытался мысленно увидеть ее колесо. Смотрел и смотрел, слушал и слушал и услышал звук пил и замедляющегося механизма, замершего.

Он слез с кровати и подошел к окну. Там было черно, не видно даже дождя. Но дождь был слышен по всему дому: стучал по крыше, лился в лужу под окном.

Он провел пальцем вдоль струйки на стекле. Вернувшись в постель, он придвинулся к ней и положил руку ей на бедро.

– Милая, проснись, – шепнул он.

Но она только поежилась и отодвинулась на свою сторону. Продолжала спать.

– Проснись, – прошептал он. – Что-то слышно на дворе.

Ну как? [27]

Оптимизм, в радужные цвета окрасивший его побег из города, испарился в первый же вечер. Еще когда они ехали мимо темных на закате стволов огромных секвой, все дальше и дальше на север. А теперь бесконечные пастбища, стада коров, далеко друг от друга разбросанные фермы западного Вашингтона, казалось, не могли сломать броню его равнодушия, а ведь именно этого он хотел, этого ждал. Он вел машину вперед, и чем дальше от города они уезжали, тем сильнее охватывало его чувство безнадежности и несправедливости происходящего.