Да помолчи уже, наконец. О чем мы говорим, когда говорим о любви

Сел на сухую хвою под деревом, прислонился спиной к нагретому солнцем стволу и снова закурил. Курил, крошил в пальцах сухую веточку – поднял ее с мягко пружинившей под ногами земли, – думал. Вспомнил, что в машине, поверх беспорядочно сваленных на заднем сиденье вещей, лежит томик пьес Гельдерода[28]; потом подумал о городках, которые они сегодня утром проехали. Ферндейл, Линден, Кастор, Нуксак[29]. Вдруг представил себе прислоненный к стене кухни матрац. И понял, что все это порождает в нем страх. Что он просто боится. Попробовал представить себе, как Эмили идет по балке под крышей сарая. Это тоже было страшно. Гарри снова закурил. На самом-то деле он спокоен, гораздо спокойнее, чем можно было бы ожидать, если учесть все обстоятельства. И он не собирался оставаться здесь жить, это он теперь понял. И его не огорчало то, что он понял. Теперь не огорчало. Все будет в порядке, решил он. Ему всего тридцать два. Не так много. Не старость. Конечно, со всем этим он здорово сел в лужу. Надо это признать. Но в конце концов, подумал он, это и есть жизнь, верно? Он погасил сигарету. Посидел немного и закурил следующую.

Завернув за угол дома, он увидел, что Эмили довольно успешно пытается пройтись колесом. Собственно, уже завершает переворот. Она легко встала на ноги, чуть спружинив в коленях, и увидела Гарри.

– Эй! – крикнула она, невесело усмехнувшись. Поднялась на цыпочки, подняв руки над головой, перевернулась вверх ногами и снова пару раз прошлась колесом. Он смотрел. Потом она крикнула: – Ну как? – Легко встала на руки. Не теряя равновесия, пошла на руках к нему, покачиваясь и болтая в воздухе ногами. Лицо ее пылало, блузка свисала на подбородок, но она шла. – Ну, ты решил? – спросила она, встав на ноги и едва переводя дух.

Он кивнул.

– И что?

Она бросилась на траву, легла на бок, потом повернулась на спину, прикрыв от солнца глаза согнутой в локте рукой. От этого движения обнажилась грудь. Нарочно?

– Гарри? – сказала она.

Он прикуривал сигарету от последней спички. Рука дрогнула. Спичка погасла. Он остался стоять с сигаретой и пустым спичечным коробком в руке, глядя на безбрежную зелень леса за ярким в солнечных лучах лугом.

– Гарри, нам всего-навсего нужно любить друг друга, – сказала она. – Любить. Всего-навсего.

Велосипеды, мышцы, сигареты [30]

Прошло два дня с тех пор, как Эван Хэмилтон прекратил курить, а ему казалось, будто все, что он сказал и сделал за эти два дня, как-то намекало на сигареты. Он рассматривал свои руки под кухонным светом. Нюхал себе костяшки и пальцы.

– Пахнет, чувствую, – сказал он.

– Я знаю. Как будто с потом из тебя выходит, – сказала Энн Хэмилтон. – Три дня после того, как я сама прекратила, от меня пахло. Даже после ванны. Отвратительно. – Она ставила тарелки на стол к ужину. – Очень сочувствую, дорогой. Я знаю, каково тебе. Но если это тебя хоть как-то утешит, второй день всегда самый трудный. Третий тоже, конечно, но после этого, если продержишься, ты уже перевалишь за горку. Но я так счастлива, что ты всерьез намерен бросить, передать тебе не могу. – Она коснулась его руки. – А теперь, если позовешь Роджера, можем садиться есть.

Хэмилтон открыл переднюю дверь. Уже стемнело. Стояло начало ноября, и дни были короткими и прохладными. Посреди дорожки на маленьком, хорошо оснащенном велосипеде сидел мальчик постарше, которого он никогда не видел. Мальчик чуть сполз вперед с сиденья, носки его ботинок касались мостовой и не давали ему упасть.

– Вы мистер Хэмилтон? – спросил мальчик.

– Да, я, – сказал Хэмилтон. – В чем дело? Что-то с Роджером?

– Роджер, наверно, у меня дома разговаривает с мамой. Там Кип и еще этот мальчик по имени Гэри Бёрмен. Это про велосипед моего брата. Я точно не знаю, – сказал мальчик, покручивая рукоятки на руле, – но меня мама послала за вами. За кем-нибудь из родителей Роджера.

– Но с ним все в порядке? – спросил Хэмилтон. – Да, конечно, я сейчас.

Он зашел в дом обуться.

– Ты его нашел? – спросила Энн Хэмилтон.

– Он в какой-то передряге, – ответил Хэмилтон. – Из-за велосипеда. Какой-то мальчик – я не уловил, как его зовут, – стоит снаружи. Хочет, чтобы кто-то из нас пошел с ним к ним домой.

– Но у него все в порядке? – спросила Энн Хэмилтон и сняла фартук.

– Конечно все. – Хэмилтон посмотрел на нее и покачал головой. – Похоже, там просто дети что-то не поделили и вмешалась мать этого мальчика.

– Хочешь, я схожу? – спросила Энн Хэмилтон.

Он чуточку подумал.

– Да, лучше бы тебе сходить, но пойду я. Подожди с ужином, пока не вернемся. Вряд ли это надолго.

– Не нравится мне, чтоб он потемну гулял, – сказала Энн Хэмилтон. – Не нравится.

Мальчик сидел на своем велосипеде и жал теперь на ручной тормоз.

– Далеко идти? – спросил Хэмилтон, когда они двинулись по тротуару.

– Во Двор Арбакл, – ответил мальчик, а когда Хэмилтон на него взглянул, пояснил: – Недалеко. Отсюда квартала два.

– А в чем там загвоздка? – спросил Хэмилтон.