Да пошли вы все!.. Повесть

- А можно проверить? – широко улыбнулся Иван Ильич, заглянув хвастунье за спину.

- Как? – опешила та. – Есть, что ли, сырую будете? – удивлённо округлила маленькие заплывшие глазки, подпёртые толстыми щеками и слезящиеся жиром.

Привередливый покупатель рассмеялся в голос.

- Не я! Он! – показал рукой за её массивную круглую спину.

Она живо оглянулась, увидела сидящего раскорякой, отставив в сторону одну заднюю лапу, маленького дьяволёнка и, быстро откромсав кусочек печёнки, тяжело присела перед ним – Иван Ильич подумал, что встать она не сможет - и протянула дегустатору. Тот старательно обнюхал подачку, лизнул дважды, внимательно посмотрел в глаза тётки: нет ли какого подвоха, не подсовывает ли залежатину – осторожно взял в рот, куснул и заглотил.

- Съел, гад! – радостно завопила торговка, резво поднявшись и разочаровав покупателя. – Ещё хочешь?

- Вы торгуете или собак теми же самыми руками кормите? – помешал скрежещущий раздражённый голос за плечом Ивана Ильича.

Он чуть повернул голову и увидел, стараясь из приличия не задерживать взгляда, крашеную, наверное, охрой редкую шевелюру, обвисшие дряблые щёки и сузившиеся от времени подслеповатые глазки давней карей окраски и всю голову обветшалой мегеры, выползшей из заплесневелой, наверное, конуры на 5-м этаже, чтобы полаяться от скуки и взболтать застоявшуюся желчь.

 – Мне некогда ждать! – она поджала узкие бесцветные губы, тронутые глубокими поперечными складками и без того провалившегося внутрь рта, и уставилась, не мигая, на торговку в злобно-сладостном ожидании ответной реакции. Но её не последовало.

- Чё делите? – подошёл молодой, стриженый наголо по моде, парень с перекрашенной девицей с нарисованной безразличной физиономией. – Нам оставьте, - широко улыбнулся, радуясь своей перелицованной спутнице и безмятежной жизни и не обращая внимания на напряжённо-встревоженную базарную обстановку.

Торговка перевела отяжелевший взгляд с мегеры на него, потом быстро обернулась на улыбающегося во всю пасть Сударя и, наконец, просветлённо посмотрела на Ивана Ильича. А потом вдруг захохотала до слёз, заразив и верного покупателя, владеющего обоюдной тайной.

Отоварившись после торопившейся на 5-й этаж мегеры, он так и ушёл с застывшей глупой улыбкой дебила, выжившего из ума. Так и нёс её до самого базарного выхода, пугая озабоченных рыночных охотников, так и застыл с ней у ворот в ожидании Дарьки, вместе с молодыми радуясь жизни и, особенно, её приятным неожиданностям. И тут же дал себе нерушимое слово, которое он умел себе давать: никогда и ни при каких обстоятельствах не существовать по планам и регламентам, не жить впрок, чтобы не пришлось краситься охрой, а воспринимать жизнь, повинуясь ощущениям и желаниям, без оглядки на приличия и возможные последствия. Хватит! Он и так угробил больше полжизни на других, угождая любимой жене и дорогой дочери, уважаемым сотрудникам и вообще всем встречным-поперечным. Пора начинать жить для себя любимого. Где же Дарька? Вот сукин сын! Когда надо, его нет. Не хватало ещё подчиняться псу! Иван Ильич решительно убрал улыбку с лица и, не оглядываясь, так же решительно направился к дому. Но не успел сделать и полсотни решительных шагов, как впереди замаячил, качаясь метрономом, белый клочок шерсти под знакомым обрубком хвоста.

«Ну, не гад ли ты, не паразит?» - возмутился в сердцах Иван Ильич неприличными словами торговки. – «Мыслишь себя вожаком в нашей стае?» А чёртов маг, не владеющий телепатией, не сомневался в своём лидерстве и знай чесал себе к знакомому переходу, шустро переставляя кривоватые лапы и не сомневаясь, что ведомый не отстаёт. «Ладно, ладно», - ехидно ухмылялся захудалый член стаи, - «сейчас ты поймёшь, кто настоящий вожак». А паразит, присев у перехода в ожидании зелёного света семафора, всё же оглянулся, проверяя прирученность подопечного. Тот намеренно слегка отстал, и вожаку, когда зажёгся зелёный, пришлось требовательно гавкнуть, поторапливая, что вызвало невольную улыбку у недисциплинированного человека. Но какой же удивлённой стала морда Дарьки, когда отставший пошёл по тротуару дальше, в сторону от перехода. Надо было видеть круглые, полные недоумения, глаза пса, следившего за удалявшимся хозяином. Пока он сообразил, что ему не подчиняются и нагло бросили, Иван Ильич ушёл шагов на 20. Бедному вожаку ничего не оставалось, как нехотя и неспешно догонять. Догнав, он ускорил рысь, перегнал бунтовщика и опять занял позицию вожака, но теперь далеко не удалялся, часто оглядываясь и проверяя, не потерялся ли ведомый на незнакомой дороге.