Да воздастся каждому по делам его. Часть 1. Анна

Третьи сутки в битком набитом людьми поезде уже не казались Анне такими до изнеможения мучительными, как начало дороги. Наоборот, ей вдруг стало легче, в вонючую духоту вагона, в котором спертый воздух лежал плотными слоями, стал проникать свежий ветер покрытых снегом предгорий. Поезд медленно тарахтел между склонов величественных хребтов, командир разрешил приоткрыть окна, оставив небольшие щели, и в вагоне повеяло не просто свежестью, повеяло чем-то таким, забытым, мирным, радостным. Анна не могла оторваться от окна, там, как будто в кино, мелькали невиданные ранее картины – снежные хребты, кони, всадники в непривычно выглядящих то ли шлемах, то ли шляпах – высоких, белых, подбитых мехом и овчиной.

Кое-где на уже оттаявших под высоким ярким солнцем склонах уже зеленела трава и паслись отары овец, все было спокойным и мирным, и Анна поймала себя на мысли, что она подсознательно расслабилась, расправила плечи и перестала бояться звуков налетающих бомбардировщиков.

Ее попутчики тоже чувствовали себя так же, во всяком случае профессор, наверное, первый раз за все время их эвакуации заснул по-настоящему. Не так, как он спал до сих пор, сжавшись, прикорнув нахохлившись, как старая больная птица, чуть прикрыв глаза, настороженно и напряженно, сейчас он откинулся, опершись о свой чемодан, откинул голову и спал самозабвенно, открыв рот. «Какой же он старенький, господи, как он все это выдержал?», – подумала Анна, потихоньку встала и, достав свою видавшую виды шаль, осторожно прикрыла профессору ноги, стараясь не разбудить.

– Аннушка, девочка, ты сама укройся, молодая, простудишься. Мне что, а тебе жить.

Профессор проснулся, смотрел на Анну совершенно голубыми и какими-то детскими глазами – ясными и беспомощными и поток жалости просто захлестнул ее, пережав горло.

– Спите, спите. Я сейчас кипятку принесу, хлеб у меня есть, чаю попьем. Сахара нет, правда, но хлеба хватит.

Анна вскочила и пряча слезы выскочила в коридор, схватив котелок.

– Анна, Аннушка! Да это вы! Вот это встреча! Не ожидал. Я знал, что вы моя судьба. А от судьбы не спрячешься.

Анна присмотрелась – у кипящего титана, закутанный по самые уши в какое-то тряпье стоял тот самый мужичок, от которого она еле сбежала тогда, на вечеринке. Сынок какой-то шишки, влюбившийся в нее с первого взгляда. Он очень изменился, поправился, как будто распух, и маленькие свинячьи глазки прятались в оплывших складках синюшной кожи.

– Меня зовут Вадим. Мы с вами тогда не познакомились как следует. Пойдемте ко мне – у меня хоть и не купе, но очень свободный уголок. Я его огородил, завесил простынями – почти люкс. И у меня есть сыр и шоколад. Чай будем пить, и коньяк. Пойдемте, не пожалеете.

Анна почувствовала, как поток гадливости просто захлестнул ее, она вырвала руку, которую Вадим уже хозяйски поглаживал и отодвинулась подальше.

– А вы не на фронте? Странно

Она, прищурясь, смотрела ему прямо в лицо, искала хотя бы тень смущения, но Вадим довольно ухмыльнулся сытым красным ртом.

– Я болен. У меня позвоночник больной и мигрень. И давление. Да и должность у меня здесь будет особая. Без экономистов в тылу нельзя, как без нас. Пойдемте, Аня. На вас лица нет, если бы не глаза и не ваша фарфоровая кожа я бы вас и не узнал. Да еще и стрижка эта…

Анна с трудом подавила желание изо всех сил стукнуть котелком по голове в пушистой шапке-ушанке и процедила сквозь зубы

– Вы, Вадим, идите с миром. И постарайтесь никогда больше со мной не разговаривать. Если не хотите, чтобы я вас презирала.

– Ах, ты фря. Ты посмотри на себя – тощая выдра с тифозной башкой – кто на тебя позарится, дура. Сдохнешь здесь от голода, так и закопают в песок, как собаку, где-нибудь у склона. Крестик поставят из веточек. Иди, иди, идиотка. Но мы еще встретимся, когда поумнеешь. Иди.

У Вадима от возмущения побагровели толстые щеки, от трясся, и Анна подумала, что его и правда сейчас хватит удар. Она молча налила кипятку и пошла в свой вагон, стараясь успеть до отхода поезда с этой маленькой, затерянной среди холмов и склонов станции.

– Анюта, смотри что у нас есть тут. Ты такое видела?

Профессор сидел в кругу коллег, перед ними на большом, поставленном на попа чемодане, были расстелены газеты и стояла огромная банка с чуть синеватым молоком. А вокруг были разложены пирожки – настоящие, румяные, с блестящими, похоже смазанными яйцом боками, пахнущие так, что у Анны свело живот и даже затошнило.

–Ты видишь, какие тут люди? Женщины заскочили на станции, три корзины с едой принесли. Садись, детка, кушай.

Анна осторожно взяла пирожок, прикусила, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не проглотить его разом. Профессор плеснул ей молока в кружку

– Это кумыс, Аннушка. Ты его по глоточку. Не спеши…

Вкус кумыса, смешанного со слезами, Анна запомнила на всю свою жизнь…

Поезд остановился, Анна дотащила чемодан до ступеней, с трудом толкнула его, и он покатился вниз. Вокруг все было бело-серым – серая земля, белые дома, серовато-белый воздух. И только вдали высились необыкновенной красоты горы – укутанные в облака, торжественные и прекрасные.