Да воздастся каждому по делам его. Часть 3. Ангелина

– Слушай, – Глаза у нее блеснули, взгляд стал острым, колючим, – тебе бабка не писала про Лачо?

– С какой стати, Рай? У меня другая жизнь теперь. Все забыто.

– Ну да… Я думала, она тебе писала…

– А что, должна была?

Райка помолчала, вытащила ажурный белый платок, вытерла ладони… ПахнУло нежным запахом незнакомых духов.

– В земле он, Аль. В земле… Из-за тебя ушел туда, в земельку-то.

Колонна с выпуклыми колосьями на светло-сером фоне вдруг почернела в Гелиных глазах и стала падать, а люстра с длинными плафонами, качнулась, грозя придавить. Райка подхватила ее, усмехнулась как-то странно, одним уголком накрашенного рта.

– А говоришь – забыто. Хорошего цЫгана не забыть… помирать будешь, вспомнишь, в животе ворОхнется. Они в нас поселяются, в кожу впитываются, не вытравишь, не выжжешь…

Геля высвободила руку, перевела дух.

– Болел?

– А как же! Болел, золотая. Душой, тобой скраденною…

Помолчала, поправила воротник.

– Да зарезали его. Люди говорят – Чергэн. Не знаю, правда, нет ли… Взяли ее, потом отпустили. Доказательств нет, говорят. А она сгинула, никто не знает где. Сын у матери. Мать тоже что-то не в себе… столько горя…

Грохот в ушах Гели нарастал, потом вдруг стих, и мир вернулся на место. Постояли, помолчали…

– А ты, смотрю, нашла судьбинушку свою, вижу – нашла. Держи теперь. Крепко держи, ничего не бойся, не отпускай. Лучше его не будет.

…

Вся взмыленная, вытащив последний противень пирожков, крошечных, румяных, нежных, пахнущих так, как могут пахнуть пироги только из русской печки, Геля почувствовала, что просто падает от усталости. Жара стояла в кухне, как в бане, хоть беги за веником и она, как была, босая, выскочила в сени. Стукнув ковшиком по тонко схватившемуся ледку, набрала полную кружку свежей, вкусной, не хуже лимонада, воды и залпом выпила. Постояла, потоптавшись на холодном полу, подумала, и, выхватив из бочки здоровенный соленый помидор, всосала его полностью, одним глотком. Потом сунула голые ноги в валенки, накинула платок и, прямо так, выбежала в сад, тихий и тёмный. Тихонько падал снег, все вокруг сияло бело и сказочно.

– Совсем зима… А ведь только днем такая капель была, солнышко. Думала весна уж…

– Гель. С ума сошла, холод такой!

У калитки стоял Володя и что-то прятал за спиной. Он схватил жену в охапку, одним легким рывком взял на руки, и, пробежав, по ступенькам крыльца, внес в дом. В комнате, как фокусник, сдернул со свертка, который принес, упаковку и вывалил на стол желтую охапку мимоз. Аромат поплыл, почему-то вызвав желание заплакать. Геля сунула лицо в пахучее облако.

– Тут еще я тебе…

Вытащил из кармана коробочку, открыл. На черном бархат змеилась тоненькая граненая цепочка с белым шариком.

–Это… ну, в общем… … Взамен.

Геля обняла мужа, и вдруг остро почувствовала запах спиртного.

– Вов?

– Гель, пойми. У меня бригада проект сдала. Очень хорошо сдала, в срок.

– Она у тебя все время что-то сдает. А, Вов?

– Не волнуйся, Гелюсь. Все будет отлично, я обещаю…

– По-другому и не может быть, Вов. Если не хочешь все уничтожить.

Включив торшер, отвернувшись от спящего с разинутым ртом мужа, Геля аккуратно выравнивала на темной поверхности тумбочки две одинаковые цепочки. Получались ровные дорожки… рельсы… Потом резким движением, как будто рисовала крест, сбила их в блестящую кучку, жемчужинки прокатились и упрыгали куда-то в темноту. Геля не стала их искать…

…

– Слушай, мать.

Верка здорово напилась и качалась, с трудом удерживаясь на ногах. От нее несло за версту, кофта перекосилась, из глубокого выреза торчал кусок кружевного, не очень свежего лифчика.

– Твой Вован лучше моего Генки, точно. Мой вон, обдрипанный какой-то. И слушай, чо скажу. У него стоит…

Дальше Верка присунулась прямо к Гелиному уху и понесла какую-то муть, горячо дыша чесночно-луковым водочным настоем.

– Да отвали ты. Что навалилась, как корова. И пошлятину свою вон – для Бэлки оставь.

Бэлка была интернатской поварихой и обожала копаться в чужом грязном белье.

– Ну ты прямо святая Мария. Куда там. Сама уж два раза замуж выскочила, за три –то года, а туда же, отваааали. У твоего-то как, нормально? Все там путем? Своих-то сделает? Иль так и будет приёмыша воспитывать?

– Геля с силой толкнула дуру, так, что та плюхнулась на диван, задрав ноги.

– Идиотка пьяная. С собой разберись!

Сев за стол, отодвинув от себя грязную посуду, огрызки, куски и всякую недоеденную дрянь, Геля долго смотрела, как абсолютно пьяный Володя что-то воодушевленно толковал Генке, Веркиному мужику. Подошла Верка, оперлась бедром о Вовкину руку, потянулась, как кошка. Но мужики не обращали на нее никакого внимания.

***

Сильно кружилась голова. Подташнивало. Попытавшись отодрать голову от подушки, Геля поняла, что это ей не по силам, все плыло и переворачивалось. И так болело горло, как будто его сверлили тупым медленным сверлом. В ногах сидела Ирка и дергала ее за палец.

– Маааам. Маааам. К бабе…

– Ирин, пойди возьми на кухне хлеб с молочком. Мама полежит и встанет, хорошо?