Да здравствует король (СИ)

Но если остаться здесь, снять маленькую комнатушку… Кажется, староста повесил на доске объявление о кикиморе на болоте, нет? Знакомый ей дух приключений тут же подманил к себе пальцем, захотелось обменять все оставшиеся деньги на острый ведьмачий меч и пуститься в бой против чудовищ. Только вместо этого Цирилла положила ладонь на собственный живот, заставляя себя вспомнить все, через что прошла.

В пути ее останавливали дважды. Один из разбойников всегда останавливался впереди, двое-трое подельников – сзади, распахнув руки. Цири знала, что деньги-не все, что интересует их, потому не сомневалась, доставая кинжал из ножен. Она потеряла прыть, успевала получить пару ударов в драке, но Старшая Кровь кипела в бою, толкала к убийствам. Само ее тело стремилось защитить не только жизнь Ласточки, но и существование плода, росшего в ней. Ослабшая в заточении, в пути, а ведьмачка одерживала победу, прорезая само пространство скоростью своих шагов.

Осмелевший рыжий кот запрыгнул девушке на колени, замурчал, свернувшись клубком. Пусть сидит, так им обоим будет теплее. Ведьмачка гладила животное, чесала тому за ухом, и мальчик, пришедший с улицы, с удивлением следил за ее движениями. Должно быть, кота ласкали не так часто, гоняли из-под лавок да трепали по загривку – только и всего.

Хозяйка принесла рыбу скоро, чай не успел остыть. Мутноглазая жареная в травах рыбина смотрела на Цири с тарелки, разинув свой маленький рот. Отрезав ей голову, девушка осторожно бросила ту под стол, чтобы кот забрал свое лакомство. Так наедаться ему не приходилось очень давно. Рыба оказалась жирной, мясистой, не пересушенной, как это бывало в других заведениях. Корочка хрустела на зубах, сочная тушка ее пахла розмарином и укропом.

– Холодеет дождь, говоришь? – спросил старик, закончив трапезу.

– Да, будто все на улице холодеет, – ответил мальчик, не отрывая взгляда от очага.

Цири дернулась на своем месте, услышав. Ее деревянная вилка упала на стол, кое-кто из гостей обернулся, но никто не подал виду, словно и не заметили. Ласточка отгоняла от себя эти мысли: «Это же просто ребенок, выдумщик. Пугает мать и выжившего из ума деда, только и всего».

– Должно быть, это к нам мчатся эльфские всадники, – произнес он громко, заставляя гостей замереть.

– Скажешь тоже, тебе бы только мелюзгу пугать, – отозвалась хозяйка корчмы. – Сказки все это для непослушных ребятишек.

– Сказки не крадут детей по ночам, Варвара, ой, вот уж не сказки их крадут, – отвечал старец, опрокидывая в себя очередную стопку. – Когда я был молодым и сильным, всадники приходили каждую весну.

– А кто крал, если это не сказки? – с любопытством спросил мальчишка, все еще грея руки у огня.

– Дикий Гон.

Кто-то из слушателей занятной сценки громко раскатисто рассмеялся, кто-то шепнул соседу свое предположение, кто-то проигнорировал стариковские бредни, продолжая пить. Ведьмачка же напряженно озиралась по сторонам, вспоминая собственную встречу с Гоном. Кот догрызал рыбью голову. Начал он с самого вкусного – с мутных глаз, а после приступил к остальной части рыбы, обгладывая косточки до белезны. Странная компания притихла за спиной Ласточки, корчма терпеливо слушала некогда уважаемого в деревне старца.

– Вечно ты во всем винишь призраков и духов, – причитала хозяйка. – Ну хоть бы разок обошлось без них, просто природой, похолоданием.

– С чего ты взял, что идет Охота? – спросила ведьмачка громко, отставляя блюдо подальше от себя.

Тишина, висящая над потолком, стала гуще, теплее. Десятки глаз обратились к ней, почтенный старец отодвинул стопку, точно вел важнейшую в своей жизни беседу. Ведьмачка не улыбалась, не находила бредни старика забавными или смешными, Цирилла ждала ответа. Один из мужчин, сидевших за ее спиной, улыбнулся другому, глазами указывая на кинжал, спрятанный под плащем.

– Так их жеж недавно видели в соседнем селе. В Веткорках, – объяснил старик, с гордостью отмечая внимание молодой незнакомки. – Пришли они ночью, доспехи железные, вместо голов голые черепа, ни кожи, ни рожи. Черти, ей богу.

– Ой, милсдарыня, да не слушайте вы его! – добродушно заметила хозяйка дома, снова вытирая руки о многострадальный фартук. – Этож Ефим наш, юродивый. Был человеком, да спился. Ему уже восьмой десяток пошел, мозги из ушей повытекли, пока рыбаком всю жизнь батрачил да с чекушкой не расставался.

– Продолжай, – велела Цирилла, кивнув старику.

Юродивый он или нет, а ей нужно знать правду, хотя бы одну ее версию – его. Аппетит пропал, когда обнаглевший старый кот запрыгнул на лавку и лохматой лапой потянулся к ароматной свежей рыбе, ведьмачка даже не заметила. Черные глаза старика блестели в холодном полумраке корчмы, замерзший мальчик продолжал греть руки у огня, украдкой посматривая на светловолосую гостью. Хозяйка не решилась ей перечить, молча отвернулась к очагу.

– Пришли ночью, в темноте, обшарили каждый домик, от избы до сарая, – рассказывал тот, руками рисуя в воздухе. – Что искали – никто не понял. Забрали пару детишек, убили мужика, лезшего в драку, и ушли.