– Они пообещали в обмен на гору подарить воронам и обезьянам человеческий облик. Подарить речь, мудрость, цивилизацию. Надо же! – презрительно бросил Оодзару. – Наверное, считали нас глупыми, ничего не знающими, жалкими, презренными существами. Но у нас была собственная речь. Свой разум. Своя культура. Уверенность в себе соединялась с накопленным знанием древних местных божеств, живших здесь долгое время.
Разве мог это понять бог, разряженный в роскошные одежды и увешанный драгоценностями, сверкающими ярче утренней росы на паутине? Их грязную, вонючую, дикую, добрую жизнь. Возможно, пришельцы не видели в ней смысла, но смысл был. У обезьян своя гордость. Их жизнь имела свою ценность – возможно, не такую, какую оценил бы столичный житель.
– Вороны не могли этого не знать. Вполне естественно. Ведь они до того момента тоже несли в груди то же, что и мы. Но старейшина воронов легко отказалась от этого.
Тогда небольшой, красиво устроенный внутри горы мир Ямаути был распахнут диким столичным богом, там создали двор по образцу столичного, построили усадьбы для аристократов. Красивым обезьяньим самкам с пушистым, теплым мехом подарили гладкую бесцветную кожу и слабые кости. Обильные плодами деревья сожгли, вместо них насадили рис и велели его есть.
Но обезьянам не нужны были жесткие скучные усадьбы. Им хватало огромных ветвистых деревьев. Тела, которые не могли толком лазать по этим деревьям, их не привлекали. Им был вкуснее не белый, противно мягкий рис, а твердые питательные каштаны.
– Но ты сказал нам так: «Чем вы недовольны? Мы будем вместе служить Ямагами, мы будем вести гордую, тучную жизнь!» Это была удивительная чушь!
А вороны ожидали от обезьян признания. Их усилиями удалось пригласить из столицы замечательного бога. Они были уверены, что обезьяны будут благодарить их со слезами радости на глазах.
– Что ж, возможно, для вас это было хорошо. Пришли ваши родные. Вы не чувствовали себя униженными и сумели с гордостью принять пришельцев. Вы не заметили, что для вас и обезьян жизнь складывалась по-разному. Если вороны хотели стать прислужниками, они могли поступать как им нравится. Но мы совершенно не желали служить богу, который не имел к нам никакого отношения. И мы открыто об этом заявили: не хотим! И что в этом было плохого?
Тон Оодзару стал жестче.
– Мы хотели защитить то, что нам дорого. Поэтому, в отличие от вас, сопротивлялись. Но тогда ты, опираясь на власть столичных богов, силой попытался принудить нас к послушанию. «Я не хочу с тобой биться, но я обязан защитить товарищей. И если ты хочешь навредить нам, мы не можем выбирать средства», – говорил ты с печалью на лице, словно сам был пострадавшим. Ишь, что придумал! А ведь это вы начали первыми!
Оодзару искренне раздосадовался.
– Столичный бог грома силой занял место Ямагами, а вороны стали ему прислуживать. В наказание непослушным обезьянам мир внутри горы полностью отдали воронам. Четверо детей, которых столичный ворон привел с собой, получили наделы в этой стране и право их разрабатывать. У него и жившей на горе старейшины рода тоже родилось дитя. Оно и стало первым представителем дома Сокэ – основного дома, который вы так почитаете.
Она, уступив гору, легко встретила свои последние дни в роли простой прислужницы, столичный ворон тоже вернулся в лоно природы. А в доме Сокэ, приняв божественность обоих своих воронов-предков и их память, стали рождаться правители Ямаути – истинные Золотые Вороны.
Золотой Ворон – отец и мать всех ятагарасу.
Надзукихико тихонько ахнул. Так вот что это значило!
А обезьяна продолжала:
– Итак, моих соплеменников вынудили принять человеческий облик, чтобы заставить их выполнять грязную работу. Они получили одежду, выучили человеческий язык и научились писать. Но мы не желали такого процветания. Мы обезьяны. Что плохого в том, что нам хотелось жить по-обезьяньи? Вы попрали нашу гордость. Тогда мы и умерли – а потом возродились богатыми невольниками.
Оодзару злобно посмотрел на Надзукихико.
– Неужели ты действительно думал, что ваша мнимая любезность, которой вы так довольны, осчастливила нас и мы сломя голову бросимся благодарить вас за нее?
«Я не знаю. Я не помню».
Глядя на ошеломленного Надзукихико, обезьяна глумливо фыркнула:
– Вот именно. Ты все забыл. Но мы помним. Каждый миг.
Обезьяны все это время ждали удобного случая, чтобы отомстить. Долго, очень долго, склоняясь перед Ямагами, не имея возможности свести счеты, копили ненависть. Но через несколько сотен лет на горе тоже произошли изменения.
Жрицы мико, которых присылали люди, тщательно выполняли свои обязанности, становясь вместилищем для духа Тамаёри-химэ. Но пришел день, когда это прекратилось. Женщины, которых назначали жрицами, стали предпочитать бытию прислужницы бога свободную жизнь.
Люди перестали верить в богов, и наступила эпоха, когда те стали слабеть. И тогда обезьяны поняли, что столичные боги тоже начали терять свою сущность.
– Мы решили, что это наш шанс и упускать его нельзя.