Да здравствует ворон!

– Ну, знаешь…

Пожалуй, истинное значение этих слов, кроме нее, поняли только Кикуно и молодой господин. Напоследок Масухо-но-сусуки прошептала Хамаю на ухо:

– Знаешь, Хамаю, смысл нашего существования не только в том, чтобы рожать детей.

Поняв, что самое важное для нее – сохранить себя, она осознала, что любит подругу за то же стремление. Масухо-но-сусуки очень хотела сказать это госпоже, перед тем как уйти. И тогда та вдруг улыбнулась невиданной прежде, ласковой улыбкой:

– Спасибо.

Эта женственная улыбка была краше всего на свете.

Разорвав объятия, Масухо-но-сусуки кивнула и отвернулась. Кикуно, увидев, что намерение хозяйки не изменится, взвыла и закрыла лицо руками. Акэру и Сумио, о которых все забыли, только растерянно смотрели, как девушка, обменявшись взглядами с молодым господином, направляется к коню.

– Сестрица! Умоляю, не ходи туда! – закричал он.

А за ним взмолился и Сумио:

– Пожалуйста, девица, прошу!

– Отойди в сторонку, мужчина. Это тебе за твою выходку! – игриво заявила Масухо-но-сусуки и больше не оборачивалась. – Я еще вернусь!

Золотой Ворон – отец всех ятагарасу и мать им.

Во все времена должен он с любовью в сердце встать во главе своих детей – своего народа.

Какие бы невзгоды ни ждали впереди, должен он защищать свой народ, направлять и вести его.

Золотой Ворон – предводитель всех ятагарасу.

Из «Уложений великой горы», глава вторая, «Золотой Ворон»

Глава четвертая. Заблуждение

Нынешней ночью взошла особенно большая луна. Нацука сидел, скрестив ноги, и самозабвенно любовался белым лунным светом, проникавшим в комнату через маленькое окошко. Конечно, это и раньше можно было делать почти каждую ночь, однако после Великого землетрясения такая возможность стала для него чем-то крайне ценным. Сегодня он прибыл к Большому водопаду для очищения как настоятель монастыря Мэйкёин.

В последнее время климат налаживался, хотя из-за долгой нехватки солнечного света летом случился страшный неурожай.

В противовес Рёунгу, Мэйкёин располагался на горе Тюо. Из поколения в поколение настоятелями храма служили, удалившись от мира, представители дома Сокэ. Охраняли их строго, однако же посещать храм мог любой, независимо от происхождения. Очень часто те, кому не хватало поддержки, и жители провинций отправлялись сюда, чтобы обратиться к вышестоящим и с помощью настоятеля составить жалобу.

Поскольку во время землетрясения главное здание устояло, сразу после бедствия здесь принимали и кормили пострадавших. Большинство из них потом перебрались в Рёунгу, однако теперь сюда тянулся нескончаемый поток измученных неурожаем просителей из провинции с ходатайствами о справедливости.

Чтобы успокоить страждущих, приходилось не только передавать прошения во дворец, но и молиться, дабы изгнать зло, вызвавшее неурожай, и попросить Ямагами даровать землям плодородие. Обычно Нацука склонялся перед алтарем Мэйкёина вместе с другими жрецами, а перед масштабными церемониями отправлялся для очищения к водопаду.

Согласно названию, это был самый большой водопад в Ямаути, вода из него впадала в реку Танигава, которая дальше текла по ущелью, разделяя гору и призамковый город, и бежала под мостом у ворот Тюо-мон. Здесь Нацука, совершив омовение, в одиночестве должен был провести целый день в хижине перед водопадом, очищая тело.

Однако, честно говоря, в его душе не осталось ни крупицы веры в Ямагами. Он знал, что именно это божество покалечило его брата и вызвало кризис в стране, поэтому искренне верить в него казалось глупым.

Ему положено омыть тело в углублении, куда отвели воду из водопада, а потом всю ночь читать молитвы. Но, кроме охраны вдалеке, некому удостовериться, что он добросовестно исполнил весь обряд.

Мужчина как раз подумывал, не стоит ли плюнуть на все и выспаться, и тут в дверь хижины, куда никто не должен был заходить до самого рассвета, вдруг постучали. Он решил, что пришел Рокон и жрецы, однако для Рокона стук звучал слишком тихо, а для жрецов – слишком бесцеремонно.

– Кто там?

– Братец, это я.

– Надзукихико?

Удивившись, он открыл дверь. Там стоял его младший брат.

– Что случилось?

– Хотел поговорить с тобой наедине. Подумал, что ты все равно вряд ли читаешь молитвы. – И он бросил взгляд на нетронутые церемониальные одежды. – Ты не против?

И молодой господин достал бутыль с саке.

Над водопадом плыла полная луна – густого желтого цвета, словно расплавленное золото. Ее лучи, точно легкая газовая накидка, окутывали брызги воды, и в синей тьме возникла белая радуга.

– Красивая луна.

– Верно. Я тоже об этом думал, – ответил Нацука, наполняя чарку брата.

Тот тоже налил брату саке, усевшись на помост для церемонии.