— Обещал, понимаете, кончить заметку к обеду. Тут у нас обработчики надумали интересную штуку… До сих пор как делали? Один и тот же матрос вспарывал брюхо и потрошил…
Он берет с умывальника широкий нож и, продолжая говорить, показывает.
— А наши решили разделить операции, вспарывает один, другой только потрошит… Результат получается отличный…
Он машинально проводит ножом по рукаву — типичный жест обработчика, вытирающего после работы нож о нарукавник, — и откладывает его в сторону.
— Ну, как, осмотрели судно?
Я рассказываю ему о своих соображениях по поводу беседы механиков.
— Верно, батенька, верно. Но если бы дело только в машине — это еще полбеды. Что с людьми-то творится… В каждый рейс, по существу, идет новая команда… В этой должности, — он обводит рукой каюту, — я человек новый. Демобилизовался год назад, в первый африканский рейс сходил матросом. Но и мне понятно — так настоящего коллектива не создашь… Все жалуются на текучесть кадров — и в управлении, и капитаны, и сами матросы. Нельзя, конечно, сказать, что ничего совсем не делается. У нас, например, попробовали ввести такую практику: пришло судно в порт, промысловики в отгул, а обслуживает траулер в порту специальная береговая команда. Но ведь это компромисс! Отпуска и отгулы все равно длиннее стоянок, особенно после такого рейса, как наш африканский, — полгода без субботних и выходных. Выигрываются три-четыре дня разгрузки-погрузки и неделя профилактики… Я было предложил: давайте создадим две команды — одна промышляет, другая отдыхает. Но забили меня экономисты: отпуска все-таки короче рейсов. Нельзя же, дескать, столько людей держать в резерве, платить им зарплату… Вот на досуге я обложился справочниками, нормативами, стал считать.
Он вынимает из стола разлинованный лист ватмана с колонками цифр:
— Поглядите, что получается. Может, и вам сгодится. На судах нашего типа матрос на промысле работает двенадцать часов в сутки. После каждого рейса платят ему по двадцать процентов надбавки за переработку. Почему бы вместо этого не давать оплаченный отгул? А во-вторых, откуда взялись эти двадцать процентов? Ведь перерабатываем мы по пять часов. Не очень-то вяжутся тут инструкции с общим рабочим законодательством… Есть над чем подумать, не правда ли?
Первый помощник откидывается на стуле.
— Представляете себе, какой был бы моральный, человеческий эффект. Это и на производственных показателях сказалось бы непременно. Ведь эдак можно и в море и на берегу жить одним коллективом. Скажем, вместе, семьями отдыхать, в туристскую поездку съездить, для холостяков пансионат устроить, совместную учебу наладить, университеты культуры… Словом, коммунизм — да и только!
Поговорить с настоящим первым помощником такое удовольствие, что мое лицо невольно растягивается в улыбке. Но он понимает ее по-своему:
— Думаете, размечтался, батенька! А отчего не размечтаться. Время самое подходящее…
И, помрачнев, добавляет:
— Не знаю, смогу ли убедить береговиков, но пробивать надо. В этот рейс нам удалось сохранить часть добытчиков и машинной команды, так сказать, костяк. И учтите, на одном энтузиазме. Но люди-то измучены. Нельзя без конца строить работу на перегрузке.
Теперь у нас есть все условия для того, чтобы решать самые сложные задачи развития народного хозяйства не за счет перенапряжения физических сил людей, а знаниями, умом. Это я прочел уже на берегу в нашей газете «Правда», и в памяти сразу же встали механики с «Толстого», первый помощник с лицом учителя и ножом в руках, наша беседа у берегов Канады…
Вопрос о повышении благосостояния народа — это важнейший политический вопрос.
Время близится к полудню. «Толстовцы» приглашают «есенинцев» на обед. Команды на обед, завтрак и ужин, как и на работу, здесь не подают.
Для командиров выделен один стол в матросской столовой.
— А как же устав?
Первый помощник пожимает плечами:
— В кают-компании у нас красный уголок: надо же когда-то матросам почитать газеты, сыграть в шахматы?!
Наш старпом неодобрительно молчит.
— И авторитет не страдает? — спрашиваю я.
Первый помощник, кажется, понял, в чем дело.
— Не жалуемся.
Действительно, за все время, что мы провели на «Толстом», я не слышал, чтобы кому-нибудь из командиров пришлось повысить голос. Команды здесь отдаются не приказным, а деловым, рабочим тоном.
На стол помимо обычных трех блюд подают миски с отварной тресковой печенью.
— Нравится? — спрашивает он. — А ведь это просто, как мычание. Вытопил жир в бачке, присыпал лучком и подавай печень на стол. А на жиру рыбу жарь…
Покровский не может упустить случая сострить в рифму:
— Видно, кок у вас в поварском деле ас!