— Да? Ты тоже считаешь, что пекаря убил кто-то из семьи и это не несчастный случай?
— Считаю. Только мое мнение расходится с мнением полицейских, которые десять минут назад увезли из дома старшего сына Саврасова.
— Они арестовали старшего сына?! Но почему?! — ахнула Кира.
В ее рассказе подозревался совершенно другой человек.
— У него не было мотива!
— Они считают иначе. Сын просил денег, отец отказал. И тогда, чтобы завладеть бизнесом после смерти хозяина, сын решил убить отца и вступить в права наследования.
— Бред, Виталик! Погоди…
Она отвернулась и быстро записала то, что он ей рассказал, отступив на пару абзацев. Чтобы не забыть. Не напутать потом.
— Во-первых, пекарь мог оставить завещание не в его пользу! — загнула она указательный палец правой руки. Виталик кивнул. — Во-вторых, он мог вовсе не оставить завещания, потому что помирать не собирался. И тогда нажитое пекарем стало бы делиться на всех! А их там…
— И, как ты справедливо отметила на страницах своего зарождающегося произведения, пекарь снял в банке деньги для сына несколько дней назад. Собирался отдать их ему на развитие своего бизнеса. — Виталик скрестил пальцы на костлявых коленках.
— Собирался, но не отдал. Не успел. И деньги исчезли. Их украли, — перебила его Кира. — Но не парочка малолетних идиотов, которых послал злоумышленник с целью подставить и отвести от себя подозрение. А…
Она запнулась. Уставила на Виталика широко распахнутые глаза и спросила:
— А кто украл деньги, Виталик? Куда подевалась сумка? Никто ничего не видел! Все спали!
— Все, кроме меня. Я не спал.
Долговязый помощник резко поднялся, подошел к столу, пододвинул к ее локтю тарелку с сырниками и взглядом потребовал съесть все. Кира послушно схватила вилку, откусила и нашла сырники восхитительными. Даже ее тетка не могла так готовить, как навязанный Евдокией Михайловной помощник Виталик.
— Ты не спал! — крикнула она ему в спину с набитым ртом. — И что-то видел?
— Видел, — притормозил он в дверях, касаясь рыжей шевелюрой притолоки.
— Что?
— Я видел сумку.
— С деньгами?
— Возможно.
— Ну-у, так неинтересно, — разочарованно протянула Кира, откладывая сырник и закидывая руки за голову. — Какая-то сумка, предположительно с деньгами. И что с того?
— А то, что я видел человека, который нес эту сумку. Мне стало любопытно. Я пошел за ним. И даже увидел место, куда тот ее спрятал.
Глава 4
Покойная Евдокия Михайловна, по которой он вздыхал всю жизнь, но так и не осмелился сделать ей предложение, опасаясь получить отказ, просила его присматривать за Кирой, когда она переедет в дачный поселок.
— А если она не переедет? — сомневался Егор Степанович, поглаживая ладошку своей любимой, тающей на глазах женщины.
— Переедет, — слабым голосом, но твердо отвечала Евдокия. — Я сделаю ей предложение, от которого она не сможет отказаться.
— А если сможет?
— Сможет, но не станет, — загадочная улыбка, которая всегда сводила его с ума, кривила губы и тут же исчезала. — Ты только присматривай за ней, Степаныч. Обещаешь?..
Он обещал присматривать.
Но не превращать свою жизнь в хаос!
А именно этим занялась Кира Сергеевна Воробьева, поселившись в доме своей тетки. Она принялась совать нос во все дела, которые ее совершенно не касались! Сначала внесла смуту, навязав версию, за которую его мгновенно в райцентре высмеяли. Потом потащилась с ним к близнецам Агаповым. Теперь вот уселась напротив него за его дощатым столом под яблоней и снова сводит с ума.
— Степаныч, ты не понимаешь, что все дело в деньгах?
— Понимаю. Их не нашли. Считают, что старший сын присвоил и убил отца…
— Зачем убивать отца, если эти деньги и предназначались ему? Ну это же откровенная тупость, Степаныч! — кипятилась Кира Сергеевна, мешая ему ужинать.
Он ее полдня не видел и уже начал успокаиваться, решив, что Кира угомонилась и с пустой болтовней больше к нему не полезет.
Ага! Как же!
— Степаныч, ты теперь понимаешь, кто его убил?! Старший сын совершенно ни при чем! — таращила глаза племянница его любимой женщины.
— Ты можешь с полной ответственностью утверждать, что эти двое не в сговоре?
Эта мысль только что пришла ему в голову и казалась вполне себе удачной. Его мучительница внезапно умолкла и задумалась на целых десять минут, он засекал. И пока она хмурила брови и кусала губы, Егор Степанович смог доесть свой ужин, состоявший, как обычно, из отварной картошки и вареного минтая с луком.
Если честно, не очень он любил эту еду. И с удовольствием картошечку поджарил бы. И вместо вареного минтая предпочел бы кусок копченой горбуши, но…
Но он обещал Евдокии, что после ее ухода будет правильно питаться. Не станет употреблять в пищу ничего жареного и копченого.
— Это сокращает жизнь, мой дорогой, — гладила она его по впалым щекам слабой рукой.
Конечно, Степаныч мог бы возразить. Привести в пример ее правильное питание, которое не помогло уберечь ее от страданий. Но он молчал. Обещал и это тоже.
— Но он же напился, Степаныч, — попыталась Кира возразить, промолчав целых десять минут. — И не мог ни с кем вступить в сговор. Его утром еле растолкали!