Она уронила ключ и опустилась на колени, шаря по полу, чтобы найти его, но в ушах у нее шумело, раздавались голоса, она слышала, как отец зовет ее. Дафна проглотила комок в горле и увидела ключ, поблескивающий в углу. Она подняла его и с нарочитой аккуратностью заперла ящик стола. Потом налила себе бренди, чтобы успокоить нервы.
Но ничего не помогало: лицо отца продолжало стоять перед ее взором, он пронизывал ее взглядом со своего наблюдательного пункта на камине, ей надо было уйти куда-то, где бы он ее не видел. И тогда она сделала то, что всегда запрещала делать детям: отперла дверь в конце «длинной комнаты», между жилой частью Менабилли и тем крылом дома, где сейчас никто не бывал, и шагнула в темноту, полную пыли, летучих мышей и привидений, — там ничто не изменилось с тех пор, как она впервые вторглась туда. Сюда даже не провели электричество, но ее глаза вскоре привыкли к полумраку: занавески были ветхими, ставни сгнили, пропуская через окна редкие лучи лунного света, образующие на полу некое подобие тропки. Дафна слышала шуршание в углах: эта часть дома была наводнена крысами, но ей то и дело казалось, что она различает тихий смех и легкую поступь чьих-то шагов.
Но она не испугалась: здесь, на знакомой территории, она ощущала себя в относительной безопасности, словно сама была одним из призраков Менабилли, компаньонкой той дамы в голубом, что иногда выглядывала из бокового окна на верхнем этаже, но лицо ее всегда было спрятано, или подругой того роялиста, чей замурованный в стену скелет был найден больше сотни лет назад, или Ребекки, как она могла забыть о Ребекке? Она быстро двигалась, проворная, как Ребекка, сильная, как Ребекка, — хозяйка дома, танцующая при свете луны в пустой комнате, одинокий призрак, вальсирующий в пыли.
А потом вдруг тени обрели очертания — это даже для нее было слишком, дыхание ее замерло.
«Смотри, куда ступаешь!» — прошептал голос прямо ей в ухо; она обернулась, но никого не увидела, сзади никого не было, и она побежала, спотыкаясь, назад, к двери, ведущей в обитаемую часть дома. «Твоего дома? — спросил тот, кто шептал. — Я так не думаю. Ты здесь не хозяйка».
Глава 20
Симингтон оказался в затруднительном положении: он был явно не способен ни двигаться дальше, ни возвращаться назад. Дафна дала ясно понять в серии писем, все чаще приходящих за последние три месяца, что она полна решимости найти каждую из рукописей Брэнуэлла и не остановится, пока не добьется этого. Она просила его о помощи, и Симингтон был вынужден ответить согласием, сознавая, что его загнали в угол. Дафна хотела, чтобы он отправился в дом Бронте, чтобы расшифровать хранящиеся там рукописи Брэнуэлла и снять с них копии. Симингтон согласился: она предлагала оплатить эти услуги, а он крайне нуждался в деньгах. При этом он с болезненной остротой осознавал, насколько не рады ему будут в пасторском доме и как велика вероятность того, что ему не дадут там поработать и он получит от ворот поворот.
Тем временем письма от Дафны продолжали приходить, она запрашивала все новых сведений, но даже самый короткий ответ он старался задержать на несколько дней, а теперь с трудом придумывал отговорки, почему он до сих пор не поехал в дом Бронте. В первый раз написал ей, будто музей был закрыт в связи с пасхальными праздниками, йотом — что Общество Бронте замучило его канцелярскими проволочками, поскольку отказывает любому, кто желает провести научное исследование в библиотеке или архиве пасторского дома. Но Дафна была неумолима: вновь писала ему, предлагая вместо этого поработать в университете Лидса над рукописями Брэнуэлла из библиотеки Бротертона. Не забыла она и вложить в письмо чек, щедро вознаграждающий его за будущие издержки, который он не преминул обналичить и потратил деньги на оплату все растущих хозяйственных расходов.
Симингтон знал, что в библиотеке Бротертона его встретит столь же холодный прием, возможна даже новая волна судебных преследований. Он подумывал об анонимном визите — в конце концов, прошло двадцать лет с тех пор, как его в последний раз там видели, еще больший срок — со времени его работы в доме Бронте, — но все же боялся, что кто-нибудь может узнать его, устроить публичный скандал — того и гляди полицию вызовут.
В то утро пришло еще одно письмо от Дафны — быстрый ответ на последнее короткое письмо, в котором он сообщал ей, что Общество Бронте так и не отозвалось на его очередную просьбу о получении доступа к библиотеке музея (на самом деле он так и не удосужился сочинить этот запрос). «Очень прискорбно, что Вы столкнулись с подобными трудностями, пытаясь ознакомиться с рукописями, — писала Дафна. — По-видимому, Общество Бронте опасается, что Вы обнаружите некие свидетельства в пользу несчастного, всеми презираемого Брэнуэлла».