Даггер: Инициация

— У тебя пять минут. — Он снова толкнул меня в спину, я сделал пару шагов вперед, и дверь позади меня закрылась.

Переговорная комната представляла собой квадратное помещение площадью девять квадратных метров. С голых серых стен местами облезла краска. Один из трех светильников, тускло взирающих на несчастных заключенных с потолка, не работал.

Сюда не помешало бы поставить кресло или хотя бы стул, но заключенным такая роскошь не полагалась, поэтому все голописьма и аудиосообщения приходилось принимать стоя.

Лампы начали быстро тускнеть, предвещая запуск сообщения, и в груди у меня тревожно закололо. Чертова красная пометка не давала покоя.

Пространство в середине помещения мелькнуло, а через миг на этом месте появилось голографическое изображение знакомого мне силуэта. Ошибка исключалась — я слишком хорошо знал ее фигуру и каждый изгиб тела. Еще через миг изображение стало четче, и передо мной предстала она — Кларисса Вон. Среднего роста девушка с черными длинными волосами, правильными чертами лица и немного раскосыми глазами. С тех давних пор, когда я видел ее в последний раз, она почти не изменилась. Ей уже было чуть за тридцать, но благодаря хорошей генетике выглядела она едва ли на двадцать три. Ее полупрозрачный силуэт, от которого исходило привычное голографическое свечение, чуть подрагивал.

Именно благодаря этой девушке я еще окончательно не утратил смысла жизни и знал, для чего просыпаюсь каждый день. И уж точно благодаря ей тяготы тюремной жизни переносились гораздо легче.

— Привет, Алекс, — прозвучал ее мелодичный голос, усиленный динамиками. Между тем я отметил, что в нем проскользнула легкая тревога. Хотя, возможно, мне это только показалось.

Девушка выждала короткую паузу и вздохнула. До этого она смотрела прямо, и мне казалось, что ее взгляд направлен на меня. Но потом она резко опустила голову и снова вздохнула. Подняла взгляд, и в нем теперь ясно читалась вымученная тоска.

— Я понимаю, что ты удивлен этому сообщению. Возможно, даже немного встревожен. Но я… — снова выждала короткую паузу и чуть покачала головой. — Я не могу больше ждать. Знаешь, эта такая мука — хотеть сказать нечто важное, но постоянно откладывать. Но теперь я готова. Точно готова.

Легкая дрожь в голосе Клариссы мне совсем не нравилась. Удары моего сердца стали стремительно набирать обороты. Я ощутил, как во рту начало сохнуть.

— Все эти годы, Алекс, все эти долгие восемь лет я мечтала лишь об одном — чтобы ты, наконец, вернулся. Десятки раз я представляла, как встречаю тебя после твоего освобождения. Обнимаю, целую. Я мечтала, что мы с тобой улетим на какую-нибудь далекую планету Федерации подальше от суматохи, политики и постоянных распрей. Проигрывала это в голове раз за разом.

Девушка умолкла и снова опустила голову, потом подняла. Ее взгляд отражал вселенскую тоску, но такую тоску, с которой она уже справилась. Осталось сделать лишь последний рывок — и все. И она его сделала, сказав:

— Мы расстаемся, Алекс. Да. Для тебя это, конечно, станет ударом, но я решила нанести его тебе. Во всяком случае, лучше так, чем просто внезапно пропасть, как будто меня никогда и не существовало. Признаюсь, поначалу именно так я и хотела поступить, но потом подумала и решила, что сказать все лоб будет правильнее. Ты сильный, Алекс. Ты справишься. Мы оба это отлично знаем. Не будь ты таким, то не решился бы на то, из-за чего попал в тюрьму…

Кларисса снова взяла паузу. Ее взгляд изменился. Исчезла тоска, растаяла как утренняя дымка тревога. Она вдруг внезапно набралась сил и уверенности. И я понял: она, как и почти все те, кто меня окружал и был дорог, тоже винит меня в моем поступке. Все дело лишь в том, что она не хотела этого показывать раньше, возможно, даже запрещала сама себе. Но теперь запреты сняты, маски сброшены. Теперь дозволено все.

— У меня к тебе будет всего одна просьба, Алекс, — продолжила она спустя показавшуюся вечной паузу. — Придет день, и ты выйдешь из тюрьмы. У тебя будут вопросы, на которые ты захочешь получить ответы. Я прошу тебя, умоляю ради всего того светлого, что было между нами, не пытайся отыскать меня. Надеюсь, те пятнадцать лет, которые ты проведешь в застенках, научат тебя многому, и ты выполнишь мою просьбу. Сейчас ты зол и опустошен, но придет время, и раны заживут. Они всегда заживают. Не думай, что мне было легко принять это решение. Я очень долго готовилась к нему. Но пойми, дальше так продолжаться больше не может.

Кларисса снова умолкла. Я неотрывно смотрел на ее голографическое изображение и ясно увидел, как в ее глазах заблестели слезы.

— Прости меня, Алекс, — произнесла она, и ее голос дрогнул, глаза уже откровенно наполнились слезами. — Не сможешь сейчас, то получится потом. Ты справишься со всем. Мы вместе справимся. Когда-нибудь ты поймешь меня. А теперь прощай. Навсегда.

Она замолчала, а через миг голографическое изображение вздрогнуло и пропало. От резко померкшего света вокруг стало темно, как в старом подвале.