Дай мне руку, тьма

Теперь, оглядываясь назад, понимаешь, как это было глупо. Клоуны-убийцы буйствовали на страницах книг в мягких обложках и в дешевых фильмах, что шли в открытых киношках. Они жили в мире вампиров и доисторических монстров, поглотивших Токио. Книги и фильмы делали свое дело: старались напугать самую доверчивую публику, которая только и была в состоянии испытывать страх перед клоунами, а именно – детей.

Когда я вырос, то перестал бояться ходить в туалет ночью. На меня больше не наводили ужас скрипы старого дома, в котором я вырос: это были всего лишь скрипы – жалобный стон стареющего дерева и вздохи облегчения оседающего фундамента. Я практически ничего не боялся, за исключением ствола пистолета, направленного в мою сторону, или внезапной вспышки скрытой угрозы в глазах отпетых пьяниц или мужиков, вдруг осознавших, что их жизнь прошла не замеченной никем, кроме них самих.

Но в детстве мой страх был воплощен в клоунах. Не помню, как возникли те самые слухи – возможно, у костра в летнем лагере, а может, после того, как кто-то из нашей группы посмотрел один из этих поганых фильмов – но к тому времени, как мне исполнилось шесть или около того, каждый ребенок был наслышан о клоунах, хотя ни один не мог похвастаться, что действительно видел их.

Но слухи разрастались буйным цветом.

У них был фургон, они возили коробки с конфетами и яркими шарами, а также букеты цветов, распускавшихся прямо из их бездонных рукавов.

А в самом фургоне у них была машинка, от которой ребенок сразу терял сознание и после этого уже никогда больше не просыпался.

Пока жертва была в бессознательном состоянии, но еще не умерла, они поочередно издевались над телом.

Затем перерезали ей горло.

А поскольку, как и положено, лица клоунов размалеваны на один манер, они всегда улыбались.

Мы с Филом в то время почти достигли возраста, когда дети перестают бояться клоунов, а также верить в Санта-Клауса или в то, что ты давно утерянный сын миллиардера, который вдруг объявится и заявит на тебя свои права.

Мы уже вернулись после игры "Литл Лиг" в Сэйвин Хилл, но задержались почти до сумерек – играли в войну в роще позади школы Мотли, карабкаясь по ветхой пожарной лестнице на крышу здания. Когда мы наконец спустились вниз, день явно клонился к закату, похолодало, а тени вытянулись вверх по стенам и тяжело разлеглись на безлюдном тротуаре, как будто были высечены на нем.

Мы двинулись вниз по Сэйвин Хилл авеню, солнце скрылось совсем, а небо приобрело оттенок полированного металла, по которому взад-вперед носились клубы туч, удерживая прохладу в пределах залива, и мы игнорировали урчание в желудках, говорящее о том, что рано или поздно нам придется пойти домой, а дома было кисло.

Когда мы стали спускаться вниз по улице, которая, хорошо помню, была совершенно пустынна, и миновали станцию метро, то заметили, что за нами едет фургон. Затем он появился перед нами, и все это происходило в той внезапной пустынности, которая наступает в нашей округе в часы вечерней трапезы. Еще не было темно, но мы заметили оранжевые и желтые квадраты светящихся окон в домах, выходящих на авеню, а также одинокую хоккейную шайбу, притулившуюся у колеса машины.

Все сидели по домам, ужиная. Даже в барах было тихо.

Фил своей мощной рукой запустил мяч в воздух, и тот взлетел немного выше, чем я ожидал; мне пришлось подпрыгнуть и извернуться, чтобы поймать его. Приземляясь, я снова развернулся, и вот тогда-то и увидел белое лицо с синими волосами и растянутыми губами, взирающее на меня из пассажирского окна фургона.

– Хороший прыжок, – сказал клоун.

В нашей округе существовал единственно возможный ответ клоунам.

– Пошел на!.. – ответил я.

– Хороший мальчик, – сказал клоун, и мне не понравился его тон и улыбка, когда он произнес это, не снимая руку в перчатке с дверцы.

– Хороший, – сказал водитель. – Очень, очень хороший. А твоя мама знает, что ты умеешь так ругаться?

Я стоял совсем близко от дверцы, словно примерзнув к асфальту, не в состоянии двинуться с места. Я не мог отвести глаз от красного рта клоуна.

Фил, как я заметил, успел уйти довольно далеко, но видно было, он тоже напуган.

– Может, вас подбросить, ребята? – спросил клоун-пассажир.

Я покачал головой, во рту у меня пересохло.

– Малыш, кажется, проглотил язык.

– Ага. – Водитель высунул голову из-за шеи своего подельника, и я увидел яркие рыжие волосы и желтые круги вокруг глаз. – Похоже, вы оба продрогли.

– Я даже вижу гусиную кожу, – добавил пассажир.

Я сделал два шага вправо, чувствуя, что ноги будто погружаются в мокрую губку.

Клоун-пассажир быстро глянул дальше на улицу и снова повернулся ко мне.

Водитель посмотрел в боковое стекло, и его рука, соскользнув с руля, исчезла в глубине салона.

– Патрик! – раздался голос Фила. – Пошли.

– Патрик, – медленно проговорил клоун-пассажир, чеканя каждое слово. – Хорошее имя. А как твоя фамилия, Патрик?