Читаем Дай оглянуться… Письма 1908 — 1930 полностью

Дай оглянуться… Письма 1908 — 1930

С Асеевым лично не знаком. Стихи его большей частью люблю. Его же статьи остроумны, но чрезмерно легки, и не той легкостью, которую я люблю.

В.Б.<Шкловский> кончил новую книгу «ZOO». Среди зверей сего сада имеюсь и я, описан не особенно удачно, но «благожелательно»[725]. Встретив меня, как-то спросил: «Скажите, а почему я вас так не любил?». Но я никак не мог ответить на сей важный вопрос.

С Европой я кончил и от жалости чуть-чуть не плакал. Мне очень хочется поскорей тебя познакомить с моим новым героем, племянником Хулио Хуренито с Енсом Боотом. Ах, как умел любить этот человек m-me Люси Бланкафар, урожд<енную> Фламенго — финикианскую царевну — Европу! Посылаю тебе в качестве экзотики последнюю страницу рукописи. Издавать ее в России будут, кажется, если сему не воспрепятствует ни прекрасная «Анастасия»[726], ни не менее прекрасный пильнячок Б.

Меня продолжают усердно хаять. Дело в том, что я должен быть чем-то средним между неслыханным циником и Боборыкиным[727]. Получить это среднее не так-то легко, и естественно, что люди потеют. Однако рецензии ты мне пришли.

Вчера я осматривал радио-станцию Науена. Очень здорово. Большое голое поле, а в нем тонкие, стройные мачты вышиной в Эйфелеву, держатся они на одной точке. В самом доме гигантские машины и 3 человека. Слышал божественное чириканье: это сообщили в Чили курс марки и пезо. Voile![728]

Дорогая, не забывай меня. Пиши чаще. Нежно целую

Твой Илья

Впервые — ВЛ. 2000. № 1. С. 324–325. Подлинник — РНБ ОР.

220. В.Г.Лидину

<Из Берлина в Москву,> 29/3 <1923>

Дорогой Владимир Германович,

тяжело писать Вам о литературных делах, зная о Вашем горе[729].

Хочу рассказать Вам, что «Мышиные Будни» поступили уже в продажу. Они очень хорошо изданы. Обложка — наборная — великолепна. Встречены тепло. Я пишу о них в «Р<усской> Книге»[730].

Элиасберг[731] переводит один из рассказов на немецкий язык.

«Геликон» хочет издать и «Морской сквозняк» — он только ждет Вашего ответа.

Дорогой Владимир Германович, если Вы решите приехать сюда — рассчитывайте на меня в смысле высылки визы. Я думаю, что Вы соберетесь сюда на лето и мы Вас очень ждем.

Крепко жму Вашу руку.

Ваш Эренбург

Впервые.

221. М.М.Шкапской

<Из Берлина в Москву,> 31-го марта <1923>

Дорогая Мария Михайловна,

я хотел было просить Вас, чтобы Вы меня простили за то, что я пишу Вам на машинке, но подумал, что после Берлина Вы мне все простите! Причины сего явления лежат глубоко: с одной стороны Ангарский, презирая меня и превознося Орешина[732], однако выдал мне какие-то неожиданные фунты. Константиновский[733] бы сказал «вот так фунт!». Впрочем, он ничего не сказал, а я купил себе дорожную машинку. Великолепие! Конструктивизм, как говорит моя горячо любимая супруга. Но на машинке, оказывается, надо уметь писать. Как раз теперь происходит редкое в природе явление: я не пишу никакой книги, кончив «Трест Д.Е.», и не желаю столь вскоре возвращаться к нравам уже погибшей Европы. Итак, остается практиковаться на письмах к друзьям, неизбалованным моим глубоко светским почерком.

Спасибо за письмо и за все хлопоты. Я было взволновался за судьбу чемодана, но сегодня получил письмо от сестры<Из. Г.Эренбург> — он получен. Только при осмотре, очевидно, пропали различные мелочи, как-то перо Ек<атерине> Отт<овне Сорокиной> и др.

Сестра мне писала, что Вы были у нее, и всячески Вас расхваливала. И за это спасибо.

От Аросева я пока получил только телеграмму с просьбой выслать конец <рукописи романа «Трест Д.Е.»> и с обещанием письма. Я выслал неделю тому назад ему через представительство конец рукописи. Ответа еще не получил. Читали ли они ее при Вас? Как нашли со стороны цензурной?

Жду от Вас подробного письма, что нового нашли Вы в литературном мире.

Здесь же все по-старому, пожалуй за исключением совсем удивительной весны. В «Цоо»[734] обо мне, между прочим, имеется: скоро весна, в «Прагер Диле» вынесут на веранду столики и Эренбург наконец увидит небо. Итак, я сижу на верандах кафэ и вижу небо. Вероятно, это плюс чисто женское воспитание сделают меня действительно новым Жуковским.

Я читал заметку Лунца о «Хуренито» в «Городе» и был польщен[735]. Все мои грехи там ровно вдвое умалены: я писал эту книгу не 2 месяца, а 28 дней.

Жду с подлинным нетерпением достойный трактат Слонимского[736]. Кстати, курит ли кто-ниб<удь> из Серапионов трубку? «Курбов» наконец вышел в Москве; здесь же будет готов на днях.

Простите за несуразное письмо. В следующий раз напишу лучше, честное слово!

Любовь Мих<айловна> и я <низ страницы оборван, и 2 слова неразборчивы>

Напишите об Ек<атерине> Отт<овне> и Иринке — как нашли их?

Целую нежно Ваши руки.

Ваш Эренбург

Впервые — Диаспора IV, 556–557. Подлинник — ФШ, 23.