Дорогая Мария Михайловна, прощать после Берлина Вы должны мне все лишь потому, что здесь познали всю мою низменную природу. Говорят, кстати, «лучше поздно, чем никогда». Говорят и наоборот. На машинке, надо надеяться, я скоро буду писать сносно и число моих грехов уменьшится на 1[749]
. И то хорошо — я не избалован. За присланную рецензию[750] русское спасибо и земной поклон (как видите, черты национальные свойственны не одному Пильняку. Вот я скоро научусь каяться, тогда вы меня окончательно полюбите). Этот Князев[751] удивительно мягкий и сердобольный человек. Мне только не совсем ясно, куда он меня хочет поместить по моем приезде в Питер — в клинику или в то место, о котором я, по его словам, недостаточно уважительно отзываюсь[752]. Напишите, как отнеслись петроградские труженики, получившие предостережение, к двум столь вредным книжкам?[753] Я вправду опасаюсь теперь за судьбы Коли Курбова. Если увидите еще рецензии, пришлите, пожалуйста, а также не поленитесь, напишите, что говорят о том же Коленьке, а следовательно и об Ильюшеньке в сферах высших, как-то литературных и пр. Да здравствует Прагердиле и Ферстер!!! Я весьма расстроен упорным, чисто эпическим молчанием Аросева. Конец рукописи <романа «Трест Д.Е.»> они давно получили. Телеграфировал. Ответ «письмо послано». Еще раз. Тоже самое. Странные бывают письма (чтоб не сказать люди). Может быть, Вы можете как-нибудь воздействовать на них, чтоб они ответили. Если можно, пришлите мне пьесу, о которой пишете. Дело в том, что я, поглядев Коонен в «Федре», решил во что бы то ни стало написать для Камерного театра трагедию[754].От Екат<ерины> Отт<овны Сорокиной> давно не имею писем. Даже не знаю, как ей понравились вещи. Радуюсь, что она наконец, склоняется к мысли съездить сюда летом.
Спасибо, что пишете о сестрах и об Ирине. Бунтовать дело хорошее, можно сказать, родное дело, но объектов Вашего бунта я на сей раз не разделяю. На А.М.<Ремизова> сердиться грех — честное слово, Асыка[755]
на том свете накажет. Кстати, причисляется ли у Вас обезволпал[756] к мистическим понятиям?Письмо Ваше передано[757]
. «Цоо» веселая книга. Как поживают Серапионы? Видал оттиски «Беседы»[758]. Скучная беседа. Психеечка и пр. Белый в своей статье там м<ежду> пр<очим> упоминает Вас[759].Я написал Вам исступленно длинное письмо, так как все еще стучу одним пальцем, натер мозоль. А Вы еще хотите, чтобы я о знаках препинания думал!
Не сердитесь за скомканное письмо.
Любовь Мих<айловна> шлет сердечный привет.
Целую Ваши руки.
Впервые — Диаспора IV, 558–559. Подлинник — ФШ, 29.
<В Берлине, апрель-май 1923>
Небезызвестный Ященко,
я собираюсь писать о Лидине. Но имейте в виду, что в ближайшем № Вы обещали писать о новых книгах. Напишите сразу о двух, т. е. о «Курбове»
и о «Д.Е.». Это удобней. Оставляю Вам пробные экз<емпляры>. Не надуйте. Привет!Впервые — РБ, 150. Подлинник — Гуверовский институт.
<В Берлине, апрель — май 1923>
Дорогой Александр Семенович, где Ваша статья обо мне? Я думал, что она уже в наборе! Если Вы не написали, то напишите сегодня же!!!
Не то… не то я Вас буду лечить с помощью небезызвестного «Афро». О Лидине дам, лишь когда увижу Ваше[760].Впервые — РБ, 150. Подлинник — Гуверовский институт.
<Из Веймара в Петроград, открытка с интерьером Дома-музея Гёте; штемпель Петрограда 8 мая 1923>
О чудачестве. Гёте изучал теорию цветов. Остались приборы. В Веймаре имеется ультра-«левая» академия. Художники приходят в домик и дивятся, глядя в стекла. Рядом со стеклами приходо-расходная книга г. советника — «за овощи 65 пф.». Дальше плохая кровать. Конец. Гёте умер. Ст
Целую.
Впервые — ВЛ. 2000. № 1. С. 327–328. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Берлина в Москву,> 15/5 <1923>
Дорогой Владимир Германович, я получил «Морской сквозняк». Хотел писать о нем в «Р<усской> Книге». Но Ященко получил уже тоже книгу и дал писать о ней Бахраху (которому книга весьма нравится). Я послал ее сегодня моему переводчику на немецкий — надеюсь, выйдет. Ю.И.<Айхенвальд> писал о Вас в «Р<уле>»[761]
. Хвалил. То, о чем Вы меня просите, стоит 6 долларов. Устрою немедленно. Рад буду Вас видеть здесь. «Круг» выписал телеграфно мою книгу «Трест Д.Е.», а теперь почему-то не отвечают и, очевидно, «саботируют». Не знаете ли Вы, в чем дело? Напишите мне. Я весьма заинтригован. Карточку пришлю[762]. Мне пишут из Петербурга, будто там «Курбов» изъят. Так ли это? Здесь говорят, что им все возмущены. Бедный Ангарский наверное рвет на себе волосы.Привет от Люб<ови> Мих<айловны>. Ваш Эренбург.
Впервые (с купюрами) — XI, 314–315.
<Из Берлина в Петроград,> 16/5 <1923>
Дорогой Евгений Иванович,