чтоб прожить хорошо
3 месяца в каком-нибудь местечке у моря или в горах, по сегодняшним ценам и сегодняшнему курсу Вам нужно примерно 60–80 долларов. Я буду очень рад, если вы решите приехать. Если Вам нужно будет ч<то>-л<ибо> касательно визы и пр. — можете рассчитывать на меня. Ященко выслал Вам № 2 «Р<усской> Книги», где имеется большая рецензия о «Шестой Двери»[737]. О «Морском Сквозняке» я буду сам писать в «Книге»[738].Адрес моей сестры <Из.Г.Эренбург>: Кривоколенный пер., 14, кв.45.
«Эхо» получил — спасибо!
Авторские «Мыш<иных> Будней» Вам посланы уже недели две тому назад. Прилагаю рецензию на эту книгу Юлия Исаевича <Айхенвальда>[739]
.Если что нужно — напишите. Напишите и вообще, когда будет возможность и охота.
От Любови Мих<айловны> и меня сердечный привет.
Крепко жму руку.
Впервые.
<Из Берлина в Петроград,> 21/4 <1923>
ЛЮБЕЗНАЯ,
теперь ты от Шкапской все знаешь (не только Шкапчик, но и Эренбург, оказывается, просто открывается), знаешь, что я отнюдь не поэт божьей милостью, но деловой американец, т. е. сам мистер Куль[740]
. По сему случаю, блюдя стиль, пишу на машинке марки «ПРЕСТО» и не стыжусь. Кстати, расскажи, что тебе еще сообщила наша матердолороза?[741] В частности, беремен ли я? от кого? на каком месяце? Алло![742]Что касается «трубок» и халтуры, то должен тебе откровенно сознаться — здесь ты имеешь дело не просто с виноватой нежностью во взоре, а со священной проституцией. Я написал эту книгу в две недели, сидя на балконе в Бинце. Писал и сам вслух смеялся. Это на меня действовало ничуть не хуже морского воздуха. Если же выражаться менее изысканно: охота пуще неволи. Я буду очень рад, если ты меня разругаешь за подобные занятья подробней.
Ты наверное уже получила моего «Курбова». Вот эту книгу я писал с великим трудом. Правда, я почти заболел от нее. Не знаю, вышла ли она от этого лучше. Напиши свое мнение — им я очень дорожу. Кстати или, вернее, некстати: вопреки всем серапионам вселенной — программа-максимум — писать легко (увы, это граничит с вздором и редко когда и редко кому дается).
Здесь все то же, т. е. Берлин, холод и в достаточной дозе графалексейниколаевичтолстой (тьфу, какое длинное слово).
Читал твое стихотворение «Договор»[743]
— хорошо. Я определенно люблю твой пафос. Вообще я тебе верю: искусство существует вне антуража. «Лефы», вероятно, ерунда, а стих Пастернака и Коонен в «Федре»[744] — реальность. Итак, я снова отрекаюсь[745], я снова за искусство.Прекрасен «Хам» Тихонова. Баллад не люблю. Что делают Серапионы?
Здесь зачинается «Беседа» (Горького с Ходасевичем)[746]
. Это очень приличная беседа, и меня туда не пущают. Да, так вот, Горький напечатал в одном бельгийском журнале переводы Зощенко («Казимира») и Федина («Сад») и статью о Серапионах[747]. О поэтах там сказано следующее — точно перевожу — «согласно мнению Ходасевича, который, по-моему, является самым крупным поэтом современной России, молодой Николай Чуковский[748] подает величайшие надежды. Его поэма „Козленок“ идет в первом № „Беседы“. Я люблю баллады Познера, молодого человека, проживающего ныне в Париже, где он учится в Сорбонне. Весной он собирается в Россию и вновь присоединится к „серапионам“. Он пишет свободным стихом с юмором. В его стихах интересная смесь иронии и благородства. Баллады Одоевцевой полны оригинальности и интереса». Теперь ты видишь, как хорошо информируют симпатичных бельгийцев!Алло! Алло!
Пиши мне чаще и не сердись на это послание.
Целую тебя крепко!
Впервые — ВЛ. 2000. № 1. С. 325–327. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Берлина в Москву,> 29-го апреля <1923>