Дай руку, капитан!

Так же стремительно, как нарастали световые дни, пролетала последняя учебная четверть. Предвестником долгожданного лета зацвела белая и красная сирень. Не отставала от нее, дождавшись усиления тепла, желтая акация.

По вечерам, собираясь на околице, а точнее – на выгоне для скота, ребята начали потихоньку гонять мяч. Сюда они приходили для того, чтобы встретить стадо коров или овец с козами, которых пастухи пригоняли почти одновременно. Надо было умудриться, чтобы и ту, и другую живность вовремя загнать в закуты.

Пока тянулось ожидание, начинались развлечения. В прогретом воздухе кисейными тучками роилась мошкара, неумолимо нависая над головой. Серые мошки были такими вредными, что от их укусов зудела кожа на лице, шее и руках. Волей-неволей приходилось чесать места укусов, пока там не вздувались волдыри, а если и их раздирать ногтями, чтобы отвязаться от чесотки, могла появиться даже кровавая ранка. Чтобы спастись от мошкары, ребята собирали сухой коровяк, укладывали его тонкие лепешки в кучки и поджигали. Они начинали дымить, напоминая миниатюрные вулканы, их плотный голубоватый дымок ненадолго отпугивал «летающих вампиров».

Иногда находчивые друзья приходили пораньше, когда солнце стояло еще высоко.

В южно-русских степях на пустынных, заросших невысокой полынью местах обитает в норках паук-тарантул. Эти норки можно обнаружить по кольцу мелкой и черной, как порох, земли около них. Земляного паука считают ядовитым. Но это не совсем так. Ядовитыми к осени становятся самки. Правда, выпускаемый ими яд наносит человеку такой же вред, как и укус осы.

Если присмотреться к членистоногому существу, становится страшно – ты видишь лохматого, в коротких волосках, паучину оранжево-черной или чаще всего серой окраски, с размахом лапок от четырех до шести сантиметров. Извлечь тарантула из норки помогало довольно простое снаряжение, состоящее из продолговатого, скатанного кусочка воска или гудрона, вмятого в конец крепкой нити длиною до полуметра.

Прежде чем опустить ловчий снаряд в темный провал норки, на гудрон или воск нужно подышать изо рта, чтобы размягчить их вязкую массу, и уж тогда можно не сомневаться, тарантул обязательно вцепится двумя клычками в теплый и мягкий, дразнящий его предмет. Надо только почувствовать, как после подергивания вдруг потяжелеет опущенный конец нитки.

Плавная протяжка вверх, и… вот он, тарантул, сверкающий мизерными глазками на голове и брюшке, ощетинившийся в боевой стойке!

Обычно две-три мальчишьих головы склонялись над норкой, нередко соприкасаясь лбами. Вытащат тарантула, позабавятся с ним, затем и раздавят.

Ловцам тарантулов досаждал Гришка по фамилии Панькин, самый старший из всех, кто тут находился. Он тихонько подкрадывался к мальчишкам, неожиданно грабастал жесткими объятьями и стукал головами. После такого «трюка» кричал: «Ой, не могу! Ой, умора!». Хохотал, держа руки на животе, катался на спине и дергал ногами, словно ехал на велосипеде. А то, случалось, перехватывал нить с тарантулом на конце и ну гонять за ними, пытаясь забросить паучищу кому-нибудь на спину, а то и за шиворот. Мальчишки, зареванные от страха, заикаются, а он смеется в жестокой радости, тычет пальцем в их сторону.

Но у Панка – такую ему кличку присвоили – не все оставалось в полной власти. И его донимала мошкара! Но он не жег курушек, он запаливал папиросу или самокрутку, втягивал в себя дым и тугими потоками выпускал из глубины легких, развеивая его ладонью перед своим лицом.

– Мое курье! – говорил он с чувством превосходства.

Хоть медом не корми, Панок стравливал эту самую мелюзгу, провоцируя ее на борьбу или драку. Сначала действовал ласками и уговорами, обещая всяческие блага – конфету, например, или пряник. Если его не слушали, свирепел и приказывал:

– Ну-ка, Федя, дай в ухо Ване! А ты, Ваня, чего стоишь? Тебя же ударил Федя. Сдачу дай ему, сдачу!

И когда мальчуганы сцеплялись, сопели от натуги и рычали от ярости, катаясь по траве, он с ненасытным наслаждением наблюдал за поединком, дожидаясь, пока кто-то не заревет.

Видя все это, Андрейка и его друзья решительно вступались за обиженных. Тогда Панькин набрасывался на них, рискуя быть поколоченным.

Как друзьям удавалось это сделать? Кто-то бросался Панку под ноги, кто-то повисал у него на руках, остальные же устраивали «молотьбу», обрушивая на спину обидчику град кулаков. Панок крепился, стараясь вырваться. И если ему это удавалось, уходил, почесывая бока и страшно ругаясь. Потом водворялось относительное затишье, после которого следовало ожидать новых «фокусов» злодея, любившего во всем держать свой верх.