Daigaku-kagami (СИ)

«Утро добрым не бывает». Феличиано давно смирился с правдивостью этой фразы и даже, наверное, согласился бы с ней сейчас, если бы осознавал, что утро уже наступило. Но он не осознавал, потому что был увлечен своей картиной, и будильник, поставленный на случай, если он, как уже бывало однажды, заснет прямо за работой, заставил его удивленно посмотреть сначала на время, а потом и в окно — там занимался рассвет, и серое небо наполнялось первыми нежными красками. Феличиано довольно прищурился и не сразу вспомнил о том, что будильник, вообще-то, служил напоминанием об утренней тренировке — очередной изматывающей тренировке по новой программе Людвига, которая должна была улучшить его физическую форму. Форма, правда, улучшаться как-то не спешила, и Феличиано в очередной раз подумал, что вместо этого лучше бы еще два часа рисовал — ему нужно было подготовить портфолио к поступлению, но пока ни одна из работ, на его взгляд, не заслуживала даже упоминания, хотя он проводил в мастерской буквально сутки напролет. После выпуска Ловино к нему подселили какого-то первокурсника, и Феличиано практически перестал там появляться, предпочитая ночевать в комнате клуба. Вот только «ночевать» не равно «спать», и, так как, увлекаясь, Варгас часто забывал о потребностях своего организма, спать у него получалось не слишком регулярно. А потому утро, наступление которого неотвратимо влекло за собой тренировку с Людвигом, действительно было не самым добрым. Как минимум потому, что было для Феличиано уже третьим после бессонной ночи.

Он устало потер глаза и бросил взгляд на картину — ничего нового, все та же мазня. Старые ошибки, никакого уникального стиля, да и сюжет давно избитый — с такими навыками ему только декорации для драмкружка и рисовать, никакой уважающий себя художественный университет не примет такого студента. Феличиано через силу улыбнулся и поднялся с места, разминая затекшие конечности: он понимал, что чересчур критичен к себе, ни ничего не мог с этим поделать. Он разбирался в искусстве немного лучше среднестатистического обывателя, поэтому вполне мог адекватно оценить собственные труды, и они не были плохи. В них просто не было искры.

Любая его новая работа была, как и сказал когда-то Ловино про картину на стене: «красивая, но пустая».

Феличиано умылся, причесал непослушные прядки и улыбнулся своему отражению намного более естественно. Его выдавали только покрасневшие от недосыпа глаза — и мешки под ними, но кому вообще было до этого дело? Начало мая, теплая погода и недавно прошедшая Золотая неделя — да у каждого второго студента видок был тот еще!

Варгас бросил в сумку тетради, разбросанные во вчерашних попытках сделать хотя бы часть домашних заданий, немного подумав, прибрал и за рабочим местом — спрятал краски, помыл кисти. Уходить не хотелось, не хотелось вообще ничего, но Феличиано постарался избавиться от этих мыслей: это все от недосыпа, он со всем справится. Ловино справился с проблемами, нашел силы преодолеть собственные слабости, выбрался из ситуации, в которой оказался по вине Феличиано, и тот просто не мог его подвести. Особенно теперь, когда они снова стали так же близки, как в далеком детстве.

Феличиано закрыл мастерскую на ключ и вернул его на стойку на первом этаже, а затем выскользнул из здания клубов через открывающуюся только изнутри заднюю дверь — обычная была заперта, как и все служебные помещения в «Кагами», бдительным завхозом. Свежий утренний воздух немного взбодрил его, на улице было светло, прохладно и по-весеннему свежо. Феличиано нравилось просто стоять так, наслаждаясь легким ветерком, он хотел запомнить это ощущение, нарисовать его, передать красками охватившее его умиротворение, но нужно было идти. Это заставило его снова тяжело вздохнуть.

Людвиг уже ждал его — он открыл дверь в спортзал, чтобы Феличиано мог переодеться, а сам сидел в тренерской, заполняя какие-то бумаги.

— С добрым утром, — радостно пропел Феличиано, заглянув к нему.

— С добрым, — кивнул Людвиг, не отрываясь от работы. — Переодевайся и начинай разминку на улице, я скоро буду.

Варгас обиженно надулся, но Мюллер не удостоил его и взглядом, чтобы это заметить, так что ему оставалось только послушно выполнить указания. Сменив школьную форму на спортивную, он вышел на улицу и медленно побрел к спортивной площадке: там бегали несколько учеников, и Феличиано невольно поразился их выдержке — если бы не Людвиг, он бы ни за что добровольно не поднялся в шесть утра, только чтобы побегать. Он встал чуть в стороне от дорожки, на поле, и, решив, что Людвиг не сильно рассердится, если он подождет его, вместо того чтобы делать все самому, присел на влажную траву. Солнце приятно пригревало макушку и немного слепило, так что Феличиано прищурился, а потом сам не заметил, как задремал.